После четвертого круга самолет круто понесся к земле. На аэродроме затаили дыхание. Сам командир полка, закусив губу и побагровев от напряжения, следил за рискованной посадкой. Самолет Виктора достиг положенной черты, коснулся земли и тотчас же исчез в густом облаке пыли. Воющий вихрь со скрежетом промчался по площадке. Из него вынырнул куцый, похожий на подстреленную распластавшую крылья птицу самолет и остановился, слегка накренясь левым крылом.
Из кабины вылез Виктор, бледный, улыбающийся, со съехавшими на сторону очками. Его подхватили десятки дружеских рук и стали подбрасывать.
— Пустите, братцы, а то уроните! Упаду я, черти полосатые! Упаду! — кричал Виктор.
Дружный хохот прокатился над аэродромом.
— С двухсот метров не боялся разбиться, а тут с двух метров боишься. Качай его, ребята, качай! — кричал Родя Полубояров.
Виктор все реже позволял себе лихачество. Арест и предупреждение о более строгом взыскании, а главное — та работа мысли, которая не прекращалась в его сознании все время, удерживали его от бессмысленного молодечества.
Военный аэродром был раскинут в трех километрах от опрятного литовского городка, среди кудрявых буковых рощ и дачных, пестро раскрашенных домиков.
Летчики жили тут же, в авиагородке, недалеко от городской окраины. Возбуждающие запахи еще не обожженных солнцем трав и полевых цветов затопляли аэродром, смешивались с горьковатым перегаром отработанного бензина и авиационного масла.
Опускаясь на землю с большой высоты, где воздух холоден и чист, как дистиллированная вода, истребители будто окунались в теплые душистые полны; усталые головы летчиков приятно туманились, как после легкого вина.
Вечерами, после полетов, летчики собирались в клубе. Рослый и статный, с закрученными в тонкие колечки усиками, сероглазый красавец-сибиряк Андрюша Харламов, перекочевавший в авиацию из учительского института, играл на рояле. Низкорослый, с выгнутыми, как у кавалериста, ногами Родя Полубояров и фатоватый Сухоручко, неутомимые танцоры, кружили в вальсе стыдливых литовских девушек.
Виктор играл на биллиарде, в шахматы или сидел в читальне. Вести о событиях на Западе волновали все сильнее. С негодованием читал он сообщения о налетах немецко-фашистской авиации на мирные кварталы Лондона, о наглом хозяйничании гитлеровцев в завоеванных странах.
Подобно большинству советских летчиков, он мысленно уже принимал участие в воздушных боях против фашистов. Воображение уносило его на запад, под чужое, незнакомое небо, затянутое дымами пылающих городов, — туда, где по изрытым дорогам брели лишенные крова женщины, старики и дети. Не раз, отбросив газетный лист, он вскакивал и ходил по читальне, охваченный еще не испытанным чувством гнева.