Он с волнением вглядывался то в опустошенные скверы, то в обвалившиеся карнизы, то в нависавшие, как скалы, стены разрушенных домов, кое-где уже одетых в свежеотесанные бревна и доски лесов.
«Сколько дело, вокруг, сколько работы!» — думал Алексей.
Свидание с отцом было непродолжительным.
К немалому удивлению, Алексей нашел его не таким, каким ожидал встретить. Вместо дряхлого, беспомощного старика он увидел сухого, жилистого и все еще крепкого человека с ясным умом.
После очень бурной встречи Прохор Матвеевич шутливо оглядел сына, одобрительно заметил:
— Хорош. Таким я и хотел видеть тебя. Фронтовая службица совсем отполировала тебя. И солидности прибавилось… Вот только седина ни к чему… С затылка на старика похож. Рано, рано!
Прохор Матвеевич растроганно продолжал:
— А сынок — твой, твой… Копия — Катя. Только хохленок настоящий. По-украински заворачивает: «що» да «хиба»… И никак не приучу к старому имени… Зову Лешкой — не откликается, да и только. Но, кажется, уже свыкается… Лешка, Лешка! — позвал Прохор Матвеевич.
Анфиса Михайловна вывела за руку из спальни смуглоликого мальчика, с тонкими чертами и темными, глубокими глазами.
Алексей взглянул на него… Тогда, в лесном партизанском городе мальчик не поразил его таким сходством с Кето, может быть, потому, что не пришлось хорошенько разглядеть его… А теперь из каждой черты на лице Леши как бы просвечивало ее памятное выражение — какая-то особенная ясность взгляда и недетская задумчивость.
— Ну? Похож? — с гордостью спросил старик.
— Похож, — глухо согласился Алексей и, присев на корточки, протянул к мальчику руки. — Ну-ка, иди сюда, Леша!
Мальчик взглянул на Анфису и деда, медленно приблизился к Алексею.
Анфиса ободрила его, сказав:
— Иди, иди, чего насупился? Вот какой! Это же и есть тот папа, что нашел тебя в лесу… Я же тебе говорила…
Обняв худенькое тельце сына, Алексей прижал его к себе. На него пахнуло сладким, сжимающим горло родным запахом… Из глаз его текли слезы, и он не замечал их…
Прохор Матвеевич громко сморкался, отвернувшись к окну.
Вынув из чемодана купленные в Москве игрушки, Алексей разложил их перед сыном.
— Ой-ой! Як богато! — вскрикнул Леша, забавно всплескивая ручонками. — Ты — мой папа, и это все мое?
— Твое, твое, — отвечал Алексей, целуя сына.
— А куда уехала моя мама? — старательно выговаривая слова, допытывался Леша.
Алексей переглянулся с отцом и теткой Анфисой.
— Она уехала к дяде в лес и скоро вернется, — солгал он. Для более подробного объяснения время еще не наступило.
— Дети в таком возрасте забывчивы, — утешил сына Прохор Матвеевич, когда Анфиса увела мальчика. — А вообще с матерью — загвоздка. Надо бы подумать тебе и об этом. Память памятью, а что минуло, то сгинуло. Дитю мать нужна, понятно? Вот эта Парася, чем плохая женщина? Лучше матери не подыскать. Правда, простая только. Но простота и культура — это, брат, сейчас совсем другие понятия.