Мошкара с чуть слышным гудением вихрилась в воздухе над большим мостом. Краны безмолвствовали, подняв стальные хоботы, лебедки не скрипели, и лишь на мосту слышались торопливые, постепенно затихающие удары молотков.
В половине десятого лучший костыльщик из бригады Шматкова завинтил на мосту последний болт. Алексей Волгин, Самсонов, Спирин и с ними целая группа прорабов и бригадиров столпились на мосту.
Шматков, с лицом, измазанным ржавчиной и мазутом, подошел к Алексею.
— Мост готов, товарищ начальник! Можно ездить… — бойко отрапортовал он. — Опоздал всего на полтора часа.
Глаза его были воспалены. Похудевшее с вздернутым носом лицо светилось застенчивой гордостью.
Алексей поздравил рабочих с окончанием работ. Секретарь парткома Голохвостов вручил Шматкову знамя передовой дистанции, уступившей теперь первенство строителям моста. Два корреспондента — один из центральной, другой из областной газеты — при свете электроламп защелкали фотоаппаратами. Шматков держался смущенно, терпеливо снимался в одиночку и со всей бригадой — и все время улыбался.
Потом Алексей сел на паровоз, приказал машинисту трогать. Паровоз медленно, по-черепашьи, полз по мосту. Скрипели еще не улегшиеся как следует мостовые брусья. Стоя на подножке, согнув туловище, Алексей смотрел под колеса, следил, как вздрагивают на стыках концы рельсов.
Не менее десяти раз паровоз прошел через мост, всякий раз увеличивая скорость. После каждого проезда комиссия внимательно проверяла, нет ли расширения колеи, расшатанных болтов и костылей, треснувших брусьев. Два инженера сидели на бетонированных устоях, под фермой, там, где концы ее лежали на чугунных, хрупких с виду конструкциях, и приборами готовы были отметить малейшую вибрацию.
Уже около полуночи пустили через мост два сцепленных паровоза серии «Эхо». Мост выдержал и это испытание. Комиссия еще целый час при свете сильнейших электроламп ползала по мосту с приборами в руках. Наконец все было кончено. Радость, столь долго сдерживаемая Алексеем, сменилась усталым успокоением. Он стоял на мосту и облегченно вздыхал.
К Алексею подошел Самсонов. Он тяжело дышал, глаза его болезненно и вместе с тем весело блестели.
— Алексей Прохорович, нигде на земном шаре люди не испытывают того, что испытываем мы, люди советские, — заговорил он, возбуждаясь. — Сейчас я видел Шматкова: он похож на ребенка, честное слово… У всех только и разговору, сколько гаек и заклепок положил каждый на этот мост. При этом вид у всех такой, будто вместе с гайкой каждый вложил и часть своей души.