Перед побегом он украл из купе сопровождающего толстый конверт с «выпускными-подъемными» для команды трудфро. По закону деньги им должны были выдать сразу по прибытии на новое место. Однако никто никогда никаких подъемных выпускникам не выдавал. Наоборот, выпускники неизменно оказывались в должниках у государства.
Антон не хотел бежать один, но все, кого он звал, даже лучший друг Бруно, отказались. «Спятил? Едем вниз, там тепло, там море! Мы не знаем этих мест. Тут же Европа — дикари!» Антон понял, что бежать придется одному и немедленно, пока сопровождающий — пьяный — спит, пока не хватился денег, пока на Антона не настучали.
«Все валите на меня», — отдал половину денег одноклассникам — иначе бы не отпустили, — вытащил из рюкзака железный прут, двинулся к тамбуру, где дежурил — тоже пьяный — вооруженный охранник. Сопровождающий и охранник начали пропивать их «подъемные» еще до того, как погрузились в поезд. Мимо окон в черных лесах, без единого огонька, проносилась забытая Богом неприветливая Европа.
Таким образом, помимо дезертирства, нападения на охранника в неведомых, но все пронизывающих, информационных компьютерных сетях за Антоном отныне значилось и ограбление общественной кассы, то есть присвоение чужой собственности, одно из самых серьезных по законам страны преступлений.
За половину новых рупий с изображением солнца на одной стороне и звездного неба на другой Антон приобрел у недоверчиво их ощупавшего Гриши пять ящиков мясных консервов, мешок муки, соль, три коробки каменного пресного печенья, брикет распухшего, революционно переросшего упаковку, отсыревшего чая. Гриша, естественно, навязал траченный товарец, но и Антону с его новыми рупиями было не до жиру.
Настало время подумать о жилище.
Гриша не хотел отпускать его, но Антон сказал, что, во-первых, он сделал все, что обещал, во-вторых, ему надо поохотиться на зверей, чтобы встретить холода в шубе, в-третьих, поймать для Гриши бабу, в-четвертых, ему крайне не понравились вертолетчики в противорадиационных скафандрах, пытавшие Гришу насчет заплат на крыше. Один так и вовсе снял шлем, расстегнул до пупа скафандр, демонстрируя тем самым неверие в здешнюю смертельную радиацию. В-пятых, он поселится где-нибудь поблизости, будет по-соседски захаживать к Грише.
— В-шестых, тебе не по душе, что мои ребята не пользуются салфетками и испражняются где попало, — проницательно продолжил Гриша. Он мрачно посмотрел на Антона, как бы сожалея, что упустил единственную возможность навсегда оставить его при себе, а именно — сделать полноценным инвалидом. Антон подумал, Бог, не иначе, уберег его.