Сначала дорога пересекала бесплодную каменистую пустыню: одни серые камни везде, куда достанет взгляд. Через пять часов мы съехали с дороги и повернули на север к руслу, где слабо струится Лачиндарья. Наконец, к вечеру узкое ущелье расступилось, и перед нами раскинулась впадина, некогда бывшая озером Кара-Кошун. Именно здесь 70 лет назад жил наш новый друг Кумран Баньяс, здесь Пржевальский и Гедин в маленьких лодчонках исследовали озеро. Сегодня здесь нет ничего, кроме сверкающих белых соляных залежей, указывающих на опасность. Соль выходит на поверхность, вымываемая подземными водами; это означает, что под тонкой каменной коркой озерного дна залегает коварная трясина.
После ночи, проведенной в лагере на берегу озера, мы с первыми лучами солнца вылезли из спальных мешков и, воспрянув духом, вскоре были готовы продолжать путь. Далеко на север простирались солончаки, а на востоке виднелись маленькие песчаные дюны. Поскольку Лоулань находился к северо-востоку от лагеря, возник вопрос: как туда лучше добраться? Виллайяти был уверен, что нам следует ехать на север через солончаковую равнину, а потом повернуть на восток. Другой путь — через песчаную пустыню и ярданг, известняковые отложения толщиной в несколько метров, на дне Лобнора — был, как он заявил, по меньшей мере вдвое длиннее. Эта идея казалась мне рискованной, так как наш тяжелый «юнимог» мог провалиться сквозь тонкую соляную корку. Я предпочитал более длинный маршрут, но гордость Виллайяти была ущемлена, и он громко разглагольствовал о преимуществах короткого пути через соляную равнину. Чтобы «спасти лицо» проводника, китайская партия приняла его сторону. В конце концов, пойдя против своих убеждений, я дал себя уговорить, и мы двинулись на север.
Мы проехали меньше километра, как вдруг левое переднее колесо нашего грузовика проломило ненадежную соляную поверхность. Нас швырнуло на ветровое стекло. Тяжелая машина плотно застряла. Мы выбрались наружу и стали подкладывать под колеса доски, которые брали с собой ради подобных случаев. Походный столик, равно как и все наши деревянные ящики, тоже был принесен в жертву. Ситуация была серьезная — вода уже начала собираться вокруг задних колес, — но в спешке мы совершили ошибку, оставив тяжелые бочки с водой и дизельным топливом в кузове грузовика, вместо того чтобы выгрузить их и сделать его как можно легче. Ли сумел сдать назад метра на три, когда деревянные доски сломались и грузовик стал еще глубже увязать в трясине, а его мотор угрожающе задымил.
Мы молча принялись за работу. Сперва сгрузили весь багаж, затем 600 л дизельного топлива и 500 л воды. Вонг пытался высвободить колеса, раскапывая глину, но это оказалось бессмысленным: чем больше он выгребал глины, тем больше воды заполняло впадину. Мы хватали все, без чего могли обойтись, — походные стулья, одеяла, куски дерева — и впихивали под колеса. Ли нерешительно подошел к водительской кабине и влез внутрь через дверь, открывавшуюся теперь под пугающе острым углом. Мы все понимали, что это наш последний шанс высвободить грузовик из болота. Когда Ли завел мотор, мне хотелось отвернуться. Машина напоминала испуганного верблюда, отчаянно бьющегося в попытке избежать медленной смерти. Ли осторожно прибавил газу. Ничего не произошло, если не считать того, что стулья хрустнули, а одеяла взлетели в воздух. Ли уселся на одну из бочек с горючим и мрачным взглядом уставился на беспомощный грузовик.