— Андре фер Герео, господин де Койн.
Так, теперь я имя этого наглеца точно не забуду. Не дай бог, малейшая провинность с его стороны, и все, прямая ему дорога в местную Тмутаракань!
Жених нашелся!..
Денек стоял погожий, с редкими облаками на небосклоне, и на набережной столпилось множество зевак. Как же, вероятно уже весь Гроугент облетела весть о прибытии в гавань флота дружественного Скардара.
Вообще-то по набережной запрещено разъезжать верхом, я бы и сам туда на коне не сунулся, ведь нельзя требовать от других того, чего сам не делаешь, но сейчас был не тот случай.
В самом большом корабле я признал флагман скардарского флота — восьмидесятичетырёх пушечный линкор 'Морской лев'. Так вот, на гафеле линкора трепыхался флаг правителя Скардара, а от его борта отваливала шлюпка.
Я понял вверх правую полусогнутую руку с разведенными пальцами, чтобы сразу же почувствовать в ладони бинокль. Так и есть, зрение меня не обмануло:
среди пассажиров шлюпки находился и сам скардарский дерториер.
Вообще-то, по всем протоколам, прибывшего правителя Скардара следовало встречать в губернаторском дворце Гроугента. Или хотя бы стоило сменить пропыленную дорожную одежду на что-нибудь более подобающее. Все это так,
но судя по тому, что Иджин дир Пьетроссо не стал дожидаться того, что к нему прибудут с приглашением спуститься на берег, он и сам не слишком-то стал заморачиваться такими вещами. Да и не мог Иджин настолько измениться за те неполные шесть лет, что мы не виделись, не такой он человек.
Плюнув на все условности, я дожидался его, стоя на причале. Наконец, шлюпка подошло к каменной стене, и с нее легко и без посторонней помощи сошел дир Пьетроссо. Обведя взглядом людей, он глазами нашел меня.
Затем легко и чуть ли не бегом, Иджин поднялся по ступеням на набережную. Это привычка, привычка всех, кто когда-либо имел отношению к флоту — по трапам не ходят, по трапам бегают. И неважно, какие они, скользкие деревянные балясины корабельного трапа или широкие гранитные ступени.
Мы встретились, поприветствовав друг друга учтивыми кивками. Хотя так хотелось обнять этого человека, похлопать его по спине и спросить:
— Ну как ты?
Или же вовсе отпустить в его адрес колкость. Ладно, все это будет позже. А пока мы оба играем ту роль, что желают видеть глазеющие на нас люди.
За тот срок, что я его не видел, он изменился. Тверже стали черты лица, в уголках губ застыли жесткие складки, да и взгляд стал совсем другим. Наверное, такой взгляд можно было бы назвать полным политической мудрости, если бы само слово 'политика' всегда не было для меня ругательным. Пусть уж лучше он будет взглядом человека, ответственным за судьбу целой державы.