Услышав ее голос впервые за столько лет, он вновь испытал отчаянное желание обнять ее и прижать к себе, отчасти для того, чтобы убедиться, что она — настоящая.
— Как доехали?
— Нормально, только долго, — тихо ответила она, по-прежнему не поднимая глаз и разглядывая носки своих кед.
— Хочешь размять ноги и пройтись немного?
Сара подняла голову и взглянула Майку в лицо. Эти глаза когда-то смотрели на него из колыбельки, искали его в доме, загорались радостью, когда он переступал порог. Те самые глаза, которые он помогал создать, сейчас изучающе смотрели на него, пытаясь понять, кто же он такой.
«Сара, ты помнишь наше последнее совместное Рождество? Тогда ты была так взволнована и счастлива, что разбудила меня в четыре утра и жарко зашептала на ухо: «Он приходил, папочка, Санта приходил снова!» Помнишь, как мы с тобой не хотели будить маму и спустились вниз, чтобы испечь оладьи? Они у нас пригорели, и ты попробовала один, сказала: «Фу, какая гадость!» — и предложила отдать их Фангу. Помнишь, как тебе не нравились оливки, но ты мужественно их ела и при этом корчила такие смешные рожицы? А помнишь то субботнее утро, когда ты притащила всех своих кукол и плюшевых зверушек вниз, в гостиную, рассадила их на диване, а сама залезла на кофейный столик, решив, что это сцена?»
Он хранил в душе сотни таких вот маленьких воспоминаний. Но сейчас они ничего не значили. Потому что у нее-то остались только воспоминания о семье Майеров — воспоминания, случаи и события, в которых ему не было места.
Сара молчала.
«Скажи мне, что ты помнишь, Сара. Пожалуйста. Дай мне надежду».
— Давай пройдемся, — предложила она.
За домом располагались сарай и конюшня, хотя лошадей в ней не было. Рядом находилась деревянная коробка, которую Майк принял за каток. Сара тоже разглядывала ее, вероятно, думая о том же.
Они стали спускаться по склону вниз, к дороге, и он терзался сомнениями, не зная, должен ли заговорить первым или лучше подождать, пока она скажет что-нибудь. Сейчас Сара, похоже, наслаждалась тишиной и покоем. Скорее всего, в последние дни она была лишена этого, поэтому он решил подождать, пока она не начнет разговор.
Прошло десять минут, и он понял, что больше не в силах выносить молчание.
— Я знаю, что ты растеряна и смущена, может, даже напугана. Это нормально. Если не хочешь говорить, я пойму. Решать тебе. Я подожду, пока ты разберешься в своих чувствах.
Сара не кивнула в ответ и ничего не сказала — она молча шла вперед, глядя прямо перед собой. Майку хотелось облечь в слова боль, которую он носил в себе все эти годы. Ему хотелось, чтобы эти слова стали мостиком через разделявшую их пропасть, по которому она смогла бы пройти и понять, какие муки ада довелось ему пережить.