Рой снова попробовал встать, и на этот раз ему это удалось. Он заковылял к лесу, все тело адски болело и с трудом реагировало на прихоти мозга. Боль, однако, была хоть и сильная, но тупая, а это означало, что, по крайней мере, никаких переломов нет. Песок под ногами проваливался, и идти было трудно, поэтому ему часто приходилось садиться, давая телу передышку.
Добравшись до леса, Рой нашел ровный участок земли под одним из деревьев и сел, вытянув свои длинные ноги. Шестиконечные, изумрудно-зеленые листья висели прямо у него перед глазами. “Это не ореховое дерево, – подумал он. – И не фруктовое. Похоже на дуб, но есть какое-то отличие”.
Его желудок заявил протест, и Рой ощутил сильный голод, обострившийся вследствие тяжелой работы, которую он проделал, добираясь до леса. Он начал более внимательно приглядываться к близстоящим деревьям. Большинство из них были похожи на дерево, под которым он сидел, но некоторые были поменьше, и Рою показалось, что среди их шуршащих листьев что-то поблескивает. Он встал, подошел к одному из таких деревьев и увидел, что на нем маленькими гроздьями по пять-шесть штук растут желтые плоды овальной формы размером с вишню. Он дотянулся до ветки, сорвал один плод и попробовал его. По вкусу плод напоминал смесь гвоздики и меда, сок был сладкий и довольно вкусный. Рой снял рубашку, расстелил ее под деревом и начал горстями кидать на нее фрукты. Набрав почти полную рубашку, он тут же на месте наелся до отвала, а оставшиеся фрукты завернул в рубашку и вместе с ними вернулся к дереву, под которым сидел вначале. И только после того, как Рой бросил свое изнывающее от боли тело на мягкую землю, что была под деревом, его начало непроизвольно трясти, словно маленького ребенка, потерявшего мать. Глаза его неотрывно смотрели на ритмично бьющиеся о берег волны, уши были заполнены равномерным, словно дробь барабана, шумом прибоя. Мозг лихорадочно и путано перебирал все безумные события, швырнувшие его на чужой берег какого-то океана. Он вспомнил проливной дождь, грозу, взрыв в колокольне, последующее падение. По идее, после всего этого он должен быть мертв. Неожиданно его перестало трясти и странное чувство отрешенности овладело им, как будто он только наблюдал за всеми случившимися событиями, а вовсе не участвовал в них.
Способность к воображению и глубоко укоренившийся инстинкт выживания – вот что привело его в этот новый мир. Пусть он сумасшедший, но он ощущал острое желание выжить, и еще более острое желание действовать. С огромным трудом он поднялся и приступил к работе, надеясь, что эта попытка освободит его голову от мучительного безумия.