Поэтому, когда Фархад позвонил Лале на следующее утро, она не отказалась от встречи. Она успела сварить отцу овощной суп, собрала чистое белье, положила в пакет купленный накануне очередной детектив. Бегло осмотрев собранное – не забыла ли чего, – тяжело вздохнула. Горло сдавил слезливый комок жалости к себе. Когда противное ощущение отпустило, к ней вернулась нежность. К Фархаду. Она накрыла Лалу легким бризом, проникла в нее, проступила сквозь кожу и рассеялась в воздухе. Резко распахнув дверь на раздавшийся звонок, Лала уткнулась Фархаду в грудь.
– Что ты, моя девочка? Все будет хорошо.
Лала расплакалась.
– Не называй меня девочкой. Так зовет меня отец, когда злится.
– Как скажешь, душа моя. Поедем за город?
– Мне надо отвезти отцу вещи и еду.
– Хочешь сейчас?
– Я вообще не хочу туда ехать.
– Тогда давай поедем попозже. Я положу пакет в багажник.
– Суп остынет.
– Его разогреют на больничной кухне. Не переживай.
– Хорошо. Как хорошо, что ты можешь решить это за меня!
Они погуляли по лесу, немного замерзли, потом заехали в придорожный ресторан, где их накормили сочными, исходящими духовитым дымком шашлыками, на удивление вкусными для такой небольшой забегаловки. Фархад заставил Лалу выпить глинтвейна – чтобы она согрелась – и долго целовал ее пряные коричные губы. Заглянув в его расширившиеся зрачки, Лала хрипло произнесла: «Поехали». Он все понял. Они неслись как бешеные, пока не наткнулись на вывеску «Мотель», светившуюся за ограждением из тяжеловесных прямоугольников фур. Антураж их не волновал. Главное, что в этом пристанище дальнобойщиков можно было уединиться.
Ворвавшись в комнату, стали лихорадочно раздеваться, потом рухнули на кровать, и Лале почудилось, что она в объятьях шестирукого Шивы, успевающего ласкать все ее потаенные места. В ее сознании вспыхивали мириады солнц, и каждое танцевало свой танец, разлетаясь на множество искр и лучей. Волны неземной музыки звучали в ее голове, превращаясь в ослепительную по красоте симфонию. Казалось, не только физические, но и все астральные их тела соединялись, сплавлялись воедино, и уже трудно было понять, где заканчивается одно и начинается другое. Они оказались в земном раю, счастливые и потрясенные, как дети. И не было рядом змея-искусителя с обманным даром, не было проблем, прошлого и настоящего, не было ничего, кроме мига, переливающегося в вечность.
Потом она свернулась в позу эмбриона, а Фархад гладил ее по волосам и покрывал тело поцелуями.
– Ты моя единственная… навсегда, – шептал он, и от этих слов Лале становилось хорошо и немного щекотно, хотелось смеяться и плакать или просто тихонько улыбаться в подушку. – Я не хочу с тобой расставаться. Давай будем вместе? Все время…