Почему, зачем она забралась в «пассат», Дарья толком так и не смогла ответить – говорит, была «не в себе».
Ну а на вопрос, зачем она приковала себя наручником к совершенно незнакомому молодому человеку, вообще ничего не смогла внятного ответить, лишь пожимала плечиками, мол, сама не понимаю, как такое могло случиться…
Татаринцев хотел продолжить «дознание», но вмешалась Тимофеевна: она сказала, что девушка, кажется, «многое претерпела» и что с вопросами следует «погодить».
Хозяйка увела Дарью в небольшую гостевую комнату, где имелась настоящая крестьянская кровать с пуховой периной и уложила ее спать. Ну а сама принялась хлопотать по хозяйству, – она ведь все равно вставала на рассвете, чтобы задать корму домашней скотине – оставив, таким образом, мужчин наедине – а тем было о чем поговорить.
Федор Николаевич предупредил племянника: или рассказывай все «до точки», или не рассказывай ничего. «Но тогда, – добавил он, – я не смогу тебе ничем помочь. А ты, Димка, как я понимаю, нуждаешься в помощи и совете».
Краснов налил себе почти полный стакан «ореховки» – дядя наловчился гнать первоклассный самогон, который он вдобавок еще настаивал на ядрышках и нежной зеленой скорлупе чуть недозревших грецких орехов.
Выпил махом, чтобы снять стресс.
Потом, сбиваясь и начиная свой рассказ заново, поведал дяде историю о том, – опустив, впрочем, некоторые детали и избегая называть имена – как он ездил вместе с одной компанией «поучить черножопых» и во что это, в конечном итоге, вылилось.
Краснов с усилием потер пальцами набрякшие веки. Хорош, – подумал он, – надо взять себя в руки. Поднялся с лавки, подошел к дубовому столу, накрытому скатеркой. На керамических тарелках разложена снедь. На одной – овечий сыр, отливающие янтарем помидоры, только-только сорванные с грядки, пучок пахучей кинзы. На другой нарезанная ломтями холодная буженина. В плетенной хлебнице лежит разрезанный пополам деревенский каравай – Тимофеевна сама печет хлеб, причем такой, какого Краснов еще нигде не пробовал.
Впрочем, есть Краснову не хотелось, после ночных приключений ему кусок в горло не шел. Он налил в кружку из глиняного жбана шипучего, с кислинкой кваса… запрокинув голову, выдул его одним махом.
Тимофеевна все это время суетилась по хозяйству и с какими либо расспросами к нему не приставала. Ей было чем заняться: из домашней живности у них в заведении корова Дуся, три козочки, с десяток овечек… А еще куры и с полдюжины индюков.
Фермерским трудом «хуторяне» не занимались: у Федора Николаевича очень приличная пенсия, имелись и кое-какие накопления, так что на жизнь им денег хватает.