— Пошли спать.
— Я еще не закончила.
Франсуаза снова повернулась к чертежам и взялась за фотоаппарат.
— Что?..
Ситуация все еще была абсурдной, голые груди Франсуазы выглядели странно неприлично, а ее голос приобрел по-детски резкую звонкость. Георг вырвал у нее из рук фотоаппарат, швырнул его об стену, схватился за крышку стола и сбросил ее с тумб. Настольная лампа, упав на пол, погасла. Георгу захотелось изо всех сил встряхнуть Франсуазу, ударить ее. Но вместе со светом погасла и его ярость. В темноте, ничего не видя, он сделал шаг наугад, споткнулся обо что-то, опрокинул одну из тумб стола, упал на пол и больно ушиб ногу. Тут он услышал плач Франсуазы. Он потянулся к ней на ощупь, хотел обнять ее. Но она стала отбиваться и брыкаться, что-то бормоча сквозь слезы и приходя все в большее неистовство. Потом рухнула вместе со стулом на стеллаж с книгами.
Все вдруг мгновенно стихло. Георг с трудом поднялся на ноги, включил свет. Она, согнувшись, неподвижно лежала перед стеллажом.
— Франсуаза!
Георг склонился над ней, ощупал ее голову в поисках раны, но, не найдя никаких повреждений, поднял ее и отнес на кровать. Когда он, сходив за тряпкой и миской с водой, вернулся в спальню, она уже пришла в себя и смотрела на него с полуулыбкой. Он присел у кровати.
Все тот же детский голосок, только теперь жалобный и просящий:
— Прости меня, пожалуйста! Я не хотела причинить тебе боль, я не хотела этого делать, к тебе это не имеет никакого отношения, я так люблю тебя, так люблю тебя! Не сердись на меня, я не виновата, они заставили меня, они…
— Кто «они»?
— Обещай мне, что не наделаешь глупостей! Какое нам дело до этих вертолетов, до…
— Черт побери, ты объяснишь наконец, в чем дело?
— Мне страшно, Георг! — Она выпрямилась и прижалась к нему. — Обними меня! Крепче! Еще крепче!
Наконец она начала рассказывать. До Георга постепенно доходило, что вся эта история действительно имеет отношение к нему и к ней, к реальному Георгу и к реальной Франсуазе, что она стала частью его и ее жизни, как его дом и машина, его контора в Марселе, его переводы и проекты, его любовь к Франсуазе, его ежеутреннее пробуждение и ежевечернее погружение в сон. Франсуаза предполагала, что они уже выбрали его своим объектом, когда отправили Булнакова и ее в Пертюи.
— Кто «они»? Польские спецслужбы, КГБ — откуда я знаю! Они арестовали моего брата и отца тогда, сразу же после введения военного положения,[13] и с тех пор я на них и работаю. Моего отца они выпустили, но сказали, что в любой момент могут его опять посадить, если я вздумаю… А брат… — Она закрыла лицо руками и заплакала. — Они говорят, что его жизнь в моих руках, что смертный приговор уже подписан, а будет ли удовлетворено прошение о помиловании… Он был сторонником открытого сопротивления и бросил в милицейскую машину бутылку с «коктейлем Молотова», когда милиция разгоняла народ на площади перед университетом. Я думаю, эта был единственный случай во всей Польше… И в машине сгорели два человека… Он… он… я очень люблю брата, Георг! С тех пор как умерла мама, у меня не было человека ближе, чем он, пока… — она всхлипнула, — пока я не встретила тебя…