— Много, — признался Серебряков. — Но я думал, что служу Истине… — И добавил, вдруг с ясностью осознав это: — Истине, которой нет. И убивал во имя нее…
— Бедный Федор, — повторил седобородый. — Ты повторил ошибку миллионов, населявших сей мир: был игрушкой в руках чего-то несуществующего, придуманного. И ты, я вижу, от этого сильно устал.
— Да, я устал, — согласился Серебряков. И только теперь во всем своем существе почувствовал эту непреодолимую, лишавшую воли усталость. Тело казалось невыносимо тяжелым после той невесомости в недавнем полете. — Но все-таки, — сказал он, — одно дело мне сделать удалось. Возможно, единственное доброе дело за всю мою жизнь.
Мафусаил посмотрел на него вопросительно. Виктор Арнольдович сказал:
— Мне удалось вас вытащить, и теперь вы наконец свободны.
И снова грусть, неземная какая-то была в глазах седобородого.
— Свободен? — спросил он. — Но – от чего? От этого мира, который вызывает у меня не меньше жалости, чем вы? Нет, на такую свободу я пока не имею права.
Значит, и это его действие было таким же бессмысленным, как вся его жизнь.
— И что же вы теперь будете делать? — спросил он.
— Дожидаться своего Ламеха, — был ответ.
— Но – где?
— Пока еще не знаю, — ответил седобородый. — Мир велик, где-нибудь, наверно, дождусь.
Виктор Арнольдович смотрел на него и не знал, что сказать. И не знал, кого ему сейчас более жаль, неприкаянного деспозина или самого себя, вдруг потерявшего почти все, что на протяжении стольких лет как-то оправдывало его существование.
Уходят воды из озера, и река иссякает и высыхает…
Иов (14:11)
Какая-то отдаленная мысль все-таки тужилась облачиться в слова, но в этот миг раздался осторожный, словно извиняющийся звонок в дверь. Виктор Арнольдович (а может, Федуло – уже не знал, кто он теперь) пошел открывать.
В дверной глазок увидел какого-то пухленького незнакомца. Подумал: "Что если Колобуил?" – но рука уже сама отпирала дверь.
Нет, пожалуй, слишком кругл, чтобы быть проворным Колобуилом. Гость переступил порог и вежливо поклонился.
— Рад приветствовать, Виктор Арнольдович.
— Не помню чтобы мы были знакомы, — не слишком гостеприимно сказал Серебряков.
Тот широко улыбнулся:
— В таком случае разрешите представиться: подполковник Погремухин Орест Северьянович… Впрочем, это вы со мной не знакомы, а я с вами с некоторых пор заочно – весьма даже и весьма… Как профессионала вы меня просто восхищали некоторыми своими действиями, придумками. Поэтому очному знакомству рад вдвойне.
С недавнего времени страха у Серебрякова не было. Он сухо спросил: