Представление о языке даже со стороны лингвистов постоянно менялось. Ученые прошлого века оказывали предпочтение индивидуальной речи отдельных людей, представителей наиболее престижных социальных групп, прежде всего городских. Революционное движение начала нашего века вызвало к жизни интерес к социальным, вообще к групповым, к общим для многих людей особенностям языка. Современное языкознание создает еще более общие, типологические системы, которые оперируют языками в целом, пренебрегая выразительными частностями речевых проявлений. Общий для всех язык — это норма, даже скорее — идеал, т. е. всегда отвлеченность, схема, за которой скрывается и личная речь человека, и социальная значимость определенных особенностей языка. Социальное предпочтение тех или иных речевых форм оказывается вне интересов современной теоретической лингвистики, а настойчивое стремление свести все к типовым схемам планетарного масштаба грозит отторжением народа от его языка.
Историку всегда важно охватить исследованием возможно полный цикл развития — разумеется, и языка тоже. Вот почему предметом изучения в предлагаемой читателю книге является язык города Санкт-Петербурга — Петербурга — Петрограда — Ленинграда, который изучен (или, во всяком случае, известен) на протяжении последних трех столетий. О развитии этого языка в наши дни автор рассказал в книге «Культура речи — культура поведения» (Л., 1988), поэтому здесь речь пойдет о временах более давних. Для сравнения приводятся речевые нормы старомосковского просторечия, которое сложилось раньше петербургского, и притом на совершенно других основаниях.
ГОРОДСКАЯ РЕЧЬ ПЕТЕРБУРГА
Кажется, что самые петербургские улицы разделяются, по табели о рангах, на благородные, высокоблагородные и превосходительные, — право, так.
В. А. Свллогуб. Тарантас
Если взглянуть на карту Петербурга и наложить на нее старые гравюры с изображением улиц и домов, легко обнаружишь некие границы, которые делили население столицы на разные социальные группы.
Центр и набережные Адмиралтейской части населяла титулованная знать, придворные, первые семейства империи. За Фонтанкой проживали чиновничество и представители «среднего класса». По сторонам от них, в четко выстроенных «ротах», размещались гвардейские казармы. Кое-где, постепенно раздвигая рамки сложившейся иерархии, входили в эти порядки дома интеллигенции — людей разночинных, неродовитых, но нужных новой России.
Дальше, расширяясь кругами, располагались купеческие кварталы — Апраксин, Щукин, Гостиный дворы. К ним примыкали ночлежные дома, городское «дно»; уголовный мир и работал «на паях» с «благородным купечеством».