— Он умственно отсталый, — сказал Майкл, выкладывая порошок четырьмя дорожками. Он вынул из банки свернутую в трубочку долларовую купюру и вдохнул через нос одну из дорожек. Охнул и сказал Энджи: — Это на самом деле хорошая отрава. Уверена, что не хочешь попробовать?
Она снова покачала головой.
— Не любишь терять над собой контроль? Именно так ты сказала тогда, на вечеринке у Кена, когда я протянул тебе напиток. — Он усмехнулся. — Но потом все равно выпила. Можно было бы постепенно, но ты сразу проглотила все, как рыба наживку. — Он протянул ей зеркальце и снова предложил: — Хочешь?
— Ты сломал мне нос.
— Много теряешь. — Он положил зеркало на столик.
— Просто отпусти меня. — Она так дрожала, что едва могла разговаривать. — Я никому не скажу.
— Ты ведь и сама не веришь, что сможешь выбраться отсюда.
— А где Жасмин?
— Очень скоро ты это узнаешь. — Он откинул голову на спинку дивана и изучающе посмотрел на нее. — А ты не хочешь побольше узнать о Джоне?
— Что именно?
— Задницу Джона перепахала половина тюрьмы. Я просто уверен, что у него СПИД.
Энджи с трудом сделала глубокий вдох и закашлялась от этого усилия. Запястье отдавало болью с каждым ударом сердца. Веревка, высохнув в тепле, еще глубже врезалась в кожу.
— На чем же мы остановились? Тим, верно? — Он коротко вздохнул. — Ему поставили этот диагноз шесть лет назад.
Энджи попробовала потянуть веревку на запястьях.
— Должно быть, это было… тяжело.
— Опять все упирается в деньги, разве не так? — Он показал на зеркальце на столе и дорожки кокаина. — Я делал это вот так. Немного подстегивал девочек, ведь они помогали мне платить за то, чтобы мой сын научился завязывать свои проклятые шнурки. Государственная страховка не покрывала и половины того, что ему было необходимо. Что я должен был делать? Позволить своему ребенку прозябать в каком-то приюте?
Энджи не ответила. Ее мозг обрабатывал его слова, пытался уловить их смысл. Майкл продавал наркотики девочкам, получая взамен их услуги, когда ему этого хотелось? Он проработал в полиции нравов по меньшей мере десять лет. Его сыну не больше восьми. Тим не имеет к этому никакого отношения.
— Потом у меня появились наличные, но некуда было их пристроить. Я не решался положить их на свой счет, потому что дядюшка Сэм мог поинтересоваться, откуда они взялись. Не мог оставить их в доме, потому что Джина могла начать задавать вопросы. — Он ткнул пальцем в сторону Энджи. — И тогда я сообразил: а почему бы не открыть счет на имя моего дорогого кузена Джонни? Номер его социального страхования я взял из этого судебного дерьма, которое повсюду раскладывала моя мать.