– Можете взять завтрак с собой в детскую, – твердо произнесла Холли и села с таким видом, будто ничего не случилось. – Быстрее, Роза! Я хочу кое-что обсудить с мистером Бронсоном.
– Почему я никогда не могу поесть со взрослыми? – пожаловалась девочка, выходя из комнаты вместе с Мод.
Бронсон сел рядом с Холли, устремив настороженный взгляд на ее сердитое лицо.
– Очевидно, слуги наболтали, – констатировал он.
Холли постаралась, чтобы голос ее звучал по возможности спокойно:
– Мистер Бронсон, пока мы находимся в вашем доме, вы не будете больше «помогать дамам отдыхать» – ни одной, ни двум, ни в каком другом количестве. Я не допущу, чтобы моя дочь находилась в атмосфере разврата. Кроме того, хотя прислуга и обязана относиться к вам с уважением, будет весьма недурно, если вы заслужите это уважение своим поведением.
Вместо того чтобы выглядеть пристыженным или растерянным, Бронсон хмурился все сильнее и сильнее.
– Ваше дело – научить меня знанию этикета, миледи. Моя частная жизнь – это моя забота.
Взяв в руки вилку, Холли яростно ткнула ее в яичницу.
– К несчастью, нельзя отделить частную жизнь от публичной, сэр. Никто не может оставить нравственность в прихожей, как шляпу, а выходя из дому, снова надеть ее.
– Я могу.
Холли позволила себе недоверчиво улыбнуться.
– Очевидно, вам нравится так думать!
– Не пытайтесь втолковать мне, миледи, что каждое мгновение вашей частной жизни может выдержать испытующий взгляд общества. Неужели ваш нимб никогда малость не съезжал набок?
Заметив, что рука ее стиснула вилку так, точно эго по крайней мере шпага, Холли положила ее на стол.
– Что вы хотите сказать?
– Вам никогда не приходилось перепить? Проиграть все деньги, которые вам дали на булавки? Ругаться? Смеяться в церкви? Сказать что-то мерзкое о близкой подруге у нее за спиной?
– Ну, я… – Она добросовестно покопалась в памяти, чувствуя его выжидающий взгляд. – Пожалуй, нет.
– Никогда? – Бронсон, кажется, всполошился. – И вы не выходили из себя у портнихи? – спросил он, все еще надеясь найти хоть какую-нибудь червоточину.
– Ну, есть одна вещь. – Холли разгладила платье на коленях. – Я слишком люблю пирожные. Я могу съесть целую гору в один присест и никак себя не перевоспитаю.
– Пирожные, – разочарованно протянул он. – Это ваш самый большой грех?
– О, если мы говорим о слабостях характера, то у меня есть кое-какие, – успокоила она. – Я снисходительна к себе, упряма и борюсь с такой чертой, как сильное тщеславие. Но наш разговор не об этом, мистер Бронсон. Мы говорим о ваших привычках, а не о моих. Если вы хотите приобрести внешность и манеры джентльмена, вам не следует позволять низменной стороне вашей натуры управлять ее высокой, духовной частью.