Легче самой умереть, в первый раз тогда подумала Надя. Чтобы рядом, в рыжую землю, под белый памятник…
В тот вечер она напилась снотворного – выпила все таблетки, какие были в доме.
А утром очнулась в больнице под капельницей.
Оказалось, Дим Димыч не смог ее разбудить и разревелся так громко, что прибежали соседи…
Вот тогда Надя в первый раз услышала, что «она сильная и должна жить ради ребенка». Это твердили все – Ольга, Барышев, девчонки из «Солнечного ветра», медсестры, врачи и еще кто-то – она не очень хорошо тогда различала людей…
В общем, умирать было нельзя.
А жить – невозможно.
И абсолютно бессмысленно.
Но все от нее чего-то требовали и ждали.
Требовали и ждали!
Агентство, которым надо руководить, Дим Димыч, которого надо гулять-кормить-развлекать, Ольга, которая доставала ее своими визитами и нравоучениями, подруги, которые требовали, чтобы она немедленно с кем-нибудь познакомилась и наладила свою личную жизнь.
Это было невыносимо.
И если раньше ей хотелось умереть самой, то теперь она убила бы всех вокруг – таких правильных, знающих, умных.
Эту вызревшую в ней злость, это отчаяние Надя научилась глушить.
Коньяком. Или виски.
Полбутылки горячительного делали ее существование если не сносным, то хотя бы менее страшным.
Ей снова начинало казаться, что Димка вернется.
Но действие спиртного заканчивалось, и она понимала – Димки нет, а значит, и ее – тоже.
С утра ее опять стали донимать, учить жизни, наставлять на путь истинный.
Приперлась бухгалтерша из агентства, по-хозяйски, не разуваясь, зашла в квартиру и, брезгливо сдвинув пустую бутылку из-под виски, разложила на столе бумаги. Надя, поморщившись, стала подписывать документ за документом в том месте, куда указывал длинный палец Нины Наумовны.
– Надежда Петровна, завтра заказчики приедут, проект утверждать будем, – зудела бухгалтерша, как надоедливая осенняя муха. – Вам бы прийти.
– Зачем? – Надя тут же пожалела, что задала этот вопрос – надо было кивнуть и не прийти, – чего проще?
– У нас заказы срываются из-за того, что клиенты хотят с директором переговорить, а вас нет.
Строгий палец бухгалтерши постучал по столу, вызвав у Нади приступ головной боли.
– Все, иди, – приказала она Нине Наумовне с ее перстом указующим и еле сдержалась, чтобы не запустить в нее пустой бутылкой.
– Надежда Петровна, посмотрите эскизы? Тимур очень просил…
– Отстаньте от меня! – вскочив, закричала Надя и все же схватила бутылку, нет, не для того, чтобы бросить ее в надоедливую бухгалтершу, а лишь удостоверится, что в ней ничего нет. – Я ничего не понимаю в эскизах, – сбавив тон, чуть не плача, простонала она. – Что? Что вам всем от меня надо?!