Окончив рассказ, Эвердинг склонил голову. Воцарилось молчание. В лице императора не было ни кровинки, по щеке катилась предательская слеза, руки впились в подлокотники кресла. Когда Антемий заговорил, голос его дрогнул:
— И как же ты… жил после этого?
Эвердинг поднял голову, его глаза встретили взгляд императора. Внезапно он упал на колени, схватил руку Антемия и поднес к губам.
— Моя жизнь отныне принадлежит тебе, повелитель! Скажи одно слово, и я тотчас брошусь на меч. И я буду счастлив, потому что увижу моего друга на небесах. Но если ты позволишь мне жить — я тоже буду счастлив. Потому что я смогу отомстить! О, я знаю о свершившемся чуде! Я знаю, что в этот миг армия Рима идет в Галлию. Простым ли воином, комитом ли, как прежде, я буду убивать их, пока рука моя держит меч. И я не вложу его в ножны пока голова Эвриха, убийцы твоего сына и моего друга, не слетит с его плеч. И тогда я умру с радостью.
Император смотрел на коленопреклоненного комита, не отнимая руки. Мессий боялся вдохнуть.
— Встань, Эвердинг. Я ни в чем тебя не виню. Я знаю, как близки вы были с моим сыном. Он любил тебя, и ты тоже любил его. Я рад, что ты вернулся. Теперь ты сможешь мстить за него. Иди, тебе нужно отдохнуть. И мне тоже. Скоро я вновь призову тебя.
Эвердинг поднялся и склонившись вышел из зала. Полог слегка шевельнулся.
— Не говори ничего, Мессий, — глухо сказал император. — И оставь меня теперь. Мне надо побыть одному. Наедине с моим горем.
Мессий поклонился и двинулся к выходу.
«Эвердинг говорил искренне…» — подумал он. «Но знал ли император, насколько они были близки с Антемиолом? Думаю, что догадывался. Тем больнее ему сейчас. Как бы там ни было, ясно одно — теперь мира с Эврихом не будет!»
Двигаясь ускоренным маршем, армия Красса преодолела расстояние от Рима до Плаценции за двенадцать дней и вышла к реке По. Здесь легионам предстояло повернуть на запад и, миновав альпийские перевалы, вступить в Нарбонскую Галлию. Не желая утомлять солдат сверх необходимого, Красс дал им один день отдыха. За это время к его армии присоединилось около трех тысяч солдат, вызванных Одоакром из лагерей на севере Италии. Узнав, как обстоят дела, они без лишних разговоров подчинились новому комиту федератов, и таким образом общая численность армии достигла почти пятидесяти тысяч солдат, из которых шесть тысяч составляла кавалерия. Располагая такими силами, Красс был полным хозяином Италии и мог на равных сойтись с армией Эвриха.
Он уже получил несколько сообщений из Галлии, доставленных гонцами префекта Полемия. Сообщения были тревожны. Армия готов вторглась в Арвернию, в то время как главные ее силы двигались к Родану. Не было никаких сомнений, что Эврих начал войну, целью которой мог быть только захват Нарбонской Галлии. Полемий сообщал, что Сенат принял решение защищать провинцию насколько хватит сил, но вместе с тем заклинал римского полководца поторопиться. В распоряжении Полемия было около десяти тысяч солдат, и сбор ополчения продолжался. Граждане провинции были полны решимости сражаться с готами, однако всем было ясно, что не обученные военному делу ополченцы не смогут долго противостоять закаленной в боях армии Эвриха. Полемий писал, что Арелат готовится к осаде. Опираясь на мощные укрепления столицы и собранные в городе большие запасы продовольствия, префект рассчитывал продержаться до подхода войск из Италии, одновременно выражая опасения, что, осадив Арелат, готы могут разорить цветущую провинцию.