– Хватит, надоел, – Андрей сел, потер виски.
– Так я и думал! – с облегчением взвизгнул Лапоть. Он сделал странное движение руками, будто сбрасывая с шеи что-то невидимое, давящее. – Я что, я ведь как тебе…
«Вывернулся», – с отчаянием подумала Анна.
Андрей встал, расслабленно потянулся, зевнул.
– Андрюша, ты останешься? – Анна торопливо запихнула в сумку чужие гладкие вещи. – Или как? Ну, как тебе удобнее, – Анна выговорила это, уже смиряясь. Неужели она будет ночевать тут одна? Вот Лаптю можно, он уйдет с Андрюшей. Они еще на лестнице поговорят, на улице. А вечером… Боже мой, ему все можно, вечером он придет к Андрюше, а мне нельзя.
– Тахта узкая, Анюта, козочка, – злорадно рассмеялся Лапоть. – Все не охватишь, чтоб вам и звезды на кухне, и мебель. Скучно с вами, если уж по правде, вечно вы недовольны. Вот есть же такие люди!
Анна провожала взглядом каждое движение Андрея. Он поцеловал ее в висок, в бровь, поцелуй был холодный и твердый.
Протяжный скрип и на конце: тук! Это Лапоть с той стороны толкнул дверь.
Ушли… Зябко как. Батареи плохо греют, что ли. Все отблескивает опасно. Это не хрусталь, бритвы, провернутые в мясорубке. Пастух и пастушка слиплись в фарфоровом поцелуе, и ветер бесстыдно заголил круглые ягодицы. Временно, временно… Ой, до чего пописать хочется. Даже не знаю, где уборная.
Анна вышла в темный коридор. Тут, что ли? А входная дверь? Где она? Дорожным знаком высветился прозрачный янтарный локоть, и хризантема на плече хрустела бабочкой.
– Кухню ищете? Правая горелка будет ваша, – скрипнул голос, – там мое мясо сейчас варится. И не ходите в сапогах, у нас в тапочках ходят.
Открылась еще одна темная дверь, засветился маленький грот уборной с низким унитазом. Из уборной, держась за руки, вышли старушка и мальчик с прохладным прозрачным лбом.
– Это у вас ножки? – ровным голосом спросил мальчик.
– Тебе туда? Иди, иди, не пахнет, – ласково сказала старушка, за повисшую руку уводя мальчика. – А Петенька у нас больной, неполноценный. Заходи к нам, телевизор будем смотреть.
Старушка толкнула стену, в стене оказалась незаметная дверь, открылась комната, полная зеленого золота. Между окнами лежала горками уложенная антоновка, и, напитавшись солнцем, уже светила сама, и каждое яблоко было обведено мреющим венцом. Белые подзоры на высокой постели, толстой домашней вязки. Умильно светила маленькая красная лампада под иконами в правом углу.
– Как у вас хорошо, – щурясь от сочного пахучего света, сказала Анна, ступая на пестрый опрятный половик.
«Тут – рай», – подумала она.