Анна сунула под холодную воду в кровь ободранный палец. Где-то гвоздь торчит или еще что-то острое, и она все время задевает за это злобное, хитро прячущееся. Каждый раз рваная царапина и кровит. А где этот гвоздь – не найти, будто в стену уходит. Конечно, это Лапоть, ясное дело. Потом придет, на этот гвоздь сумку повесит и захихикает. Все какие-то намеки с вывертом, вроде льстит мне, но я же вижу, издевается. Господи, все, все, не буду, не хочу об этом думать.
В дверь позвонили, легко и кругло. Анна по-шла открывать.
Вошли две девушки, обе мокрые, шустрые, незнакомые.
– Привет! – дружелюбно кивнула высокая блондинка, с любопытством ощупав взглядом Анну. – А где Андрюша? Даш, ты что стоишь? Не знаешь, тапки под вешалкой.
Даша оказалась пониже ростом с тифозной стрижкой и капризным личиком. Отжала пальцами длинные ресницы, беспомощно и обиженно растопырила пальцы, черные от краски.
– В ванну иди! – распорядилась блондинка. – Кофе будешь?
– Ой, Ритуля, кофе – это как раз то!
– Я сварю, а тут и Андрюша придет. – Ритуля с выемки ладони сыпала кофе в кофемолку. Одно зернышко упало, запрыгало, не останавливаясь, приговаривая: цок-цок-цок. Но Ритуля, рассердившись, прижала его ногой в большой мужской тапке.
– Мы все сами, кофе, кофе. Что ты стоишь, иди к нам.
Тут Анна с изумлением увидела, что по кухне шмыгают, деловито и проворно накрывая на стол, уже три девушки. Она снова пересчитала: две или три? Нет, три. И голоса быстрые, слаженные, понимают друг друга с полуслова.
– Уж всем сто раз ясно, что он сейчас будет расчленять, а мой все никак не врубится. Ему такие фильмы смотреть, ну… бесполезно.
– Он у тебя темный, как два подвала!
– Зато в трубах понимает. И деньги в дом. Ну, а на кино наплевать.
– Они хотят бесплатно, а в хороших местах так не бывает. Это что?
– Синтетика. Кофе еще будешь?
– Ага, Ритулечка, бедняжка ты моя, я тебе так завидую.
– Я тоже. Все хочу при нем зареветь, а не выходит. Сопли текут, а слез нет.
За столом засмеялись негромко, посасывая сладковатые бубенчики смеха. Игра ложечек и смех теплый, нутряной, из живота.
– Девки, ветчину будете? Не жирная.
– Чего это Андрюши так долго нет? Эдик сказал, сидите до упора.
– Это погода действует.
– Я к этой еле протырилась. Гадает на кофейной гуще и по ушам. Я еще рот не открыла, а она сразу: капремонт без выселения. Так я от нее еле выползла.
– Еще полчашки и коньяку капни от сердцебиения.
– Если огульно сказать, то просто не знаю.
Расположились, как дома, коньяк достали. А вчера Лапоть до ночи сидел. И все время рядом, оглянешься – тут, будто висит за спиной, так ему удобнее, смотреть сверху, все видеть, следить.