Первой пришла в себя полногрудая толстуха, стоявшая возле деревянного стола в центре кухни. Она подняла маленький нож и угрожающе взмахнула им в воздухе.
Грифон усмехнулся:
– Успокойтесь. А ты, Берта, пригладь свои перышки, я сегодня не собираюсь ничего красть.
– Да ведь это месье Жюстин! – воскликнула кухарка. Рыжеволосая женщина выронила из рук деревянную ложку.
– Жюстин, – выдохнула она, широко раскрыв глаза от удивления. – Неужели ты? Глазам своим не верю… – Она обернулась к худой седовласой женщине:
– Ноэлайн, немедленно найди Макса. Скажи ему, чтобы скорее шел сюда.
Ноэлайн опрометью кинулась исполнять приказание.
Селия молча наблюдала эту странную суету. Лизетта, словно вихрь, обрушилась на Грифона, осыпая его упреками, обливая слезами и обнимая одновременно.
– Мы так долго не знали, что случилось, почему ты… О Боже, ты сам на себя не похож… ты… – Она замолчала и заглянула в его помрачневшее лицо. – Ты уже знаешь о Филиппе… вижу по глазам, что знаешь…
– Да, знаю, – сказал Грифон, высвобождаясь из объятий Лизетты. Она была единственной женщиной на свете, к которой он испытывал уважение и привязанность, но терпеть не мог, когда к нему прикасались. Кто угодно. Он указал на Селию. – Мама… это жена Филиппа.
Его слова были встречены ошеломленным молчанием.
– Не может быть, – выдохнула Лизетта. – Жена Филиппа была вместе с ним на корабле и…
– Ее не убили, а привезли на Воронов остров люди, захватившие судно. Я случайно оказался там в то время.
– Жюстин, а может быть, Филипп…
– Нет.
Лизетта печально кивнула, внимательно вглядываясь в лицо Селии.
– Бедняжка моя, – сказала она с сочувствием. – Могу себе представить, что тебе пришлось пережить.
Селия молчала, Лизетта вопросительно взглянула на Грифона.
– Говори по-французски. Она не сильна в английском.
Селия провела дрожащей рукой по влажному лбу. В жарком, напоенном сладкими ароматами воздухе стало трудно дышать. У нее закружилась голова.
– Почему ты… называешь ее мамой? – запинаясь, наконец заговорила она.
Лизетта бросила на Грифона вопросительный взгляд:
– Жюстин, разве ты не сказал ей, кто ты такой?
Он пожал плечами:
– Чем меньше она знала, тем было лучше для меня.
– Понятно, – неодобрительно кивнула Лизетта и повернулась к Селии:
– Он давно не доверяет никому, особенно женщинам. А меня называет мамой, потому что я прихожусь ему мачехой. Жюстин и Филипп – братья, вернее, были братьями. Более того, близнецами.
Совершенно сбитая с толку, Селия недоверчиво покачала головой:
– Не может быть! У Филиппа не было брата. Он никогда о нем не говорил, никогда…