— О, нет, — говорит он, — туда нам дороги нет!
— А, что же, вы, значит, следите за мной?
— Да, отвечает он.
— А, что, неужели вы хотите меня задержать, чтобы я не уехал?
— Нет, я сложу за вами, чтобы вы не остались здесь, а уехали в Советский Союз.
От сердца отлегло и я уехал спокойно в СССР. Здесь приняли меня очень хорошо, сразу же дали мне тепленькое местечко, т. е. железнодорожный участок недалеко от‘ Ташкента и я стал начальником.
Была у меня рабочая бригада и я зажил очень хорошо ничего не делал. Ребята мои все делали сами. Выписал жену с двумя сыновьями.
Устроил сыновей в высшие учебные заведения. Они пооканчивали: один стал инженером, а другой окончил художественную академию.
Но моему счастью не суждено было быть вечным, и я почувствовал что мои устои начинают колебаться и я в спешном порядке отправил жену с сыновьями обратно за границу и, едва, это сделал, как попался сам на крючок и в лагерь на 8 лет. Вот уже пятый год, как борюсь и удастся ли мне вырваться из «братских» объятий московских коммунистов, не знаю. Боюсь, что придется задохнуться в них. Уж больно сильны их объятия.
Так разочаровался австрийский коммунист, прожив несколько лет у братьев в московском коммунистическом раю.
Обыски в лагерях — нормальное явление, было ли то среди ночи, когда лагерники хорошо спят, уставшие от работы, или днем, когда лагерники этого совершенно не ожидают. О, как они страшны, неприятны, как терзают души несчастных заключенных.
Живя в лагере, лагерники, как и полагается человеку, начинают обрастать своим имуществом: кто, найдя жести кусок, приспособит ее вместо ножа, кто сделает из проволоки пилу, а кто из куска-обрубка лопаты сделает бритву или из выброшенной консервной банки приспособит себе кружку для чаю и пр. и пр.
Приобретенными вещами лагерники хвалятся своим товарищам, те с восхищением осматривают, завидуют и, конечно, совместно пользуются ими. И не жаль ли расставаться с такими дорогими вещами?
На случай «шмона», мелкие вещи засовываются по щелочкам, более крупные вещицы тоже пробуют спасти от зоркого глаза охранника, но не всегда это удается. Забирают все, кроме белья, что на тебе очищают, как следует и то, когда им вздумается ночной шмон: врываются охранники в барак и слышно: «подымайся и в конец барака бегом!» Во избежание неприятностей все быстро поднимаются и, если не бегом, то ускоренным шагом уходят в указанном направлении. Охранники начинают делать «шмон» ища, как будто, оружие. Все постели перевернуты, пересмотрены. Заглядывают в более крупные щели, прощупывают полы пиками, нет ли подкопов, для побега, не взорваны ли полы. Нет ли запасов хлеба, сухарей, сахара, соли и пр. нужное для беглецов — металлические ложки, карандаши, бумага и все, что по их мнению лишнее для лагерника, отбирается. Кончив с этим, они начинают осмотр людей. Руки их змеей ползут по твоему толу. О, как неприятно их прикосновение, а они ползут по всему толу, облапывают, ощупывают всего тебя, все швы белья, и чуть ли не все внутренности твои» Обыск считают — дело доходное.