— Правильно, — добродушно поддержал Ник, — есть много других занятий. — И он соблазнительно понизил голос:
— Ты даже представить себе не можешь, какой у меня богатый опыт и фантазия!
— Этого я и боялась, — вздохнула Лотти, и Ник рассмеялся.
Он обхватил большой ладонью ее затылок, заставляя запрокинуть голову. Лотти изумило выражение его глаз, напоминающих бездонные синие колодцы. Он тянулся к ее губам медленно, словно опасаясь, что она отвернется, и Лотти вдруг поняла: он опасался, что ее желание целовать его улетучилось с первым лучом солнца. Крепко обняв Ника, она смежила веки и подставила ему приоткрытые губы.
* * *
С того дня время понеслось так стремительно, что Ник не успевал опомниться. Его признание и удивительный ответ Лотти изменили его жизнь. Лотти следовало бы испытать отвращение, а она по-прежнему обнимала его, охотно принимала его ласки. Ник не понимал, в чем дело. Он пристально наблюдал за женой, стараясь уловить признаки того, что она уже раскаивается в своем замужестве и корит себя. Но Лотти даже не пыталась оттолкнуть его. Она открылась ему и душой, и телом. Ее доверие порой внушало Нику страх — как и его потребность в ней. Впервые в жизни он позволил себе до такой степени утратить независимость, и уже ничего не мог с собой поделать.
Оставалось лишь примириться с неизбежным. С каждым днем Ник уходил все дальше по опасной, но такой манящей тропе к счастью. Его перестали мучить сомнения и томить неосуществимые желания. Впервые в жизни он обрел душевный покой. Даже кошмары больше не преследовали его. Давным-давно он не засыпал так крепко, а если и видел сны, то просыпался, убеждался, что Лотти жмется к нему, рассыпав по подушке волосы, и снова погружался в приятную дремоту. Никогда еще он не жил так праздно — валялся в постели, предавался любви с женой, подолгу ездил верхом или гулял вместе с ней, даже устраивал пикники и радовался, хотя мог бы приносить людям пользу, оставшись в Лондоне с Морганом и товарищами!
Порой старый дом нагонял на него тревогу, напоминал о фамильной горячности и любви к риску. Ник не знал, каково это — быть виконтом, чувствовал себя в поместье не в своей тарелке, хотя и помнил его с детства. Пресловутое предписание не стало взмахом волшебной палочки. Какой бы ни была кровь Ника, в душе он оставался уличным мальчишкой.
— Я все время думаю о том, что тебе необходимо, — сказала Лотти ему однажды утром, когда они удалялись от дома по дорожке, вымощенной розовым кирпичом и ведущей к большому пруду, заросшему водяными лилиями. За прудом и ухоженной лужайкой начинался каскад рукотворных озер среди кедров и вязов. Вспомнив детство, Ник повел Лотти наперерез, через лужайку и невысокую каменную стену у леса.