— Ты хочешь сказать, мы умираем на трое… — начал было Шарль, поправляя ее.
Но Шарлотта быстро его перебила:
— Мы не умираем. Мы теперь называем это «пребывать в бездействии». Наши тела как бы впадают в зимнюю спячку, но ум остается активным. А когда тела снова пробуждаются, мы опять возвращаемся к нескольким неделям абсолютно нормального состояния, только без сна.
Шарль пробормотал:
— Ну да, верно.
— В общем, можно сказать, что в основе своей история именно такова, — подсказал Гаспар.
— И ты вчера… был в бездействии? В спячке? — спросила я Винсента.
Он кивнул.
— Но теперь трое суток кончились. И почти месяц я буду в полном порядке.
— Ну, по мне, ты выглядишь не слишком хорошо, — возразила я, всматриваясь в его бледное, как воск, лицо.
— Требуется несколько часов, чтобы окончательно сбросить с себя спячку, — со слабой улыбкой пояснил Винсент. — Можно сравнить с операцией на сердце для человека. Ты не можешь просто вскочить с больничной койки сразу после того, как закончилась анестезия.
В этом явно был некий смысл. Если бы Винсент продолжил сравнения с людьми, я бы, наверное, лучше поняла суть всего этого невероятного сценария. Потому что, судя по тому, как все эти ребята спорили между собой, они не слишком привыкли объяснять другим то, что с ними происходило.
Я повернулась к Юлу:
— Значит, тебе больше ста лет?
— Мне девятнадцать, — ответил он.
— И ты никогда не постареешь? — спросила я.
— Ох, ну почему же, мы старимся! Посмотри на Жан-Батиста — он умер, когда ему было тридцать шесть, а теперь ему все шестьдесят! — ответил Шарль.
— А сколько было бы Жан-Батисту, если бы он не… ну… ну, ты понимаешь. — Я не могла подобрать нужные слова.
— Двести тридцать пять, — без колебаний ответил Гаспар и, окинув всех взглядом, спросил: — Могу я?..
Шарль кивнул, остальные никак не отреагировали.
— Когда мы в очередной раз оживаем, мы живем и старимся точно так же, как все люди. Но каждый раз, когда мы снова умираем, мы потом возвращаемся к тому возрасту, в котором умерли в первый раз. Юл умер, когда ему было девятнадцать, следовательно, каждый раз, когда он умирает, он опять начинает с девятнадцати. Винсенту было восемнадцать, когда он погиб, но он не умирал уже… сколько времени? Чуть больше года?
Шарль обращал свой вопрос к Винсенту, но я вмешалась:
— Что значит — «каждый раз, когда вы снова умираете»?
По моей спине поползли леденящие мурашки. Винсент крепче сжал мою руку.
— Ну, скажем, так: существует множество людей, которых необходимо спасти, — подмигнув мне, сказал Юл.
Я уставилась на него во все глаза, пытаясь понять, к чему он клонит. А потом до меня дошло.