Двое «старожилов» располагались в противоположном углу. Они пошептались и решили не тревожить капитана расспросами.
Тюремные надзиратели сменялись в полдень. На сей раз мистер Хирлемс явился в каземат не один. Узники удивились, увидев рядом с ним тюремного портретиста. Капитан Брентлей не повернул головы, а два бывших парламентера смотрели на художника, затаив тревогу.
В отличие от капитана Брентлея, мистер Джордж Бингль не имел при себе даже скромного узелочка. Вид у него бы убитый. Он остановился у двери, подождал, пока снаружи отгремят запираемые засовы, а затем, вероятно по старой арестантской привычке, сел прямо на пол, ибо мебели в каземате не имелось. Обхватив руками голову, он замер в позе человека, сраженного последним ударом судьбы.
Когда затихли шаги Хирлемса в коридоре, Алонзо сделал синьору Маттео некий тайный знак глазами. Однако Маттео отрицательно покачал головой и произнес шепотом:
— За нами, может быть, наблюдают. Мне не следует подходить к нему. Поговори с ним ты, Чарли.
Дон Алонзо, откликавшийся и на более обыденное имя Чарли, положил руку на плечо сидящему.
— Видно, и к вам фортуна повернулась спиной, синьор живописец? — спросил он громко. — Перебирайтесь-ка в наш жилой угол. Там найдется место на соломенном тюфяке. Он называется у нас ковром-самолетом… Здесь дует от двери! — добавил он многозначительно.
Понурый мистер Бингль перешел в угол, на «ковер-самолет». Синьор Маттео следил за каждым его движением на редкость сердобольными взглядами, с трудом маскируя свои смятенные чувства. Дон Алонзо шепотом заговорил с художником:
— Что случилось? За что вас сюда? Почему без вещей? Чужих ушей можете не опасаться: наш шепот им не слышен…
— Меня неожиданно вызвал прокурор канцлерского суда…
— Значит, арестовал вас господин прокурор? — удивленно протянул дон Алонзо.
— Да, это сделал именно мистер Голенштедт. Сначала он показал мне портрет брата, спросил, знаю ли я этого человека, а затем велел арестовать меня. Нас всех повезут в Лондон. Прокурор велел готовить тюремный возок уже к завтрашнему вечеру.
Дон Алонзо многозначительно переглянулся с синьором Маттео, а потом заслонил художника от дверного оконца: пользуясь спиной Алонзо как прикрытием от враждебных взглядов, оба брата Томми и Джордж, так неожиданно брошенные прихотливой судьбой в один тюремный каземат, торопливо расцеловались после шестнадцатилетней разлуки… Но обменяться словами привета, хотя бы короткими и бессвязными, им не пришлось. Лязгнул замок, оба мгновенно отвернулись друг от друга… В камеру вошел надзиратель Хирлемс. Его испитая физиономия была чуть менее угрюмой, чем обычно. Плащом он прикрывал какой-то сверток. Надзиратель подозвал синьора Алонзо, приложил палец к губам и опасливо оглянулся на дверной «глазок»: