Самоходные артиллерийские установки врага в это время подобрались еще ближе. Метров с шестисот они открыли стрельбу, стремительно усиливая плотность и частоту огня. Воздух наполнился ревом и свистом десятков снарядов, которые обрушивались где-то позади переднего края штрафбатовских позиций. Огонь вражеских самоходок отодвигался в глубь русской обороны, так как самоходчики, видимо, боялись задеть своих же, вступивших в непосредственное боевое соприкосновение с противником.
Коптюк каждые полминуты предпринимал попытки вызвать ротный КНП, попытаться запросить поддержку минометного взвода Лазерко. Но телефонная трубка молчала. Довганюк все не возвращался. Все это время старший лейтенант вслушивался в звуки стрельбы, доносившейся со стороны рва. Они были едва различимы в общем наплыве грохочущих звуков, громовыми гроздьями вбрасывавшихся в небо над полем. Но Федор их слышал: вот одиночный, протяжно-суховатый, точно иголка, прошивает плотное одеяло всей это грохочущей какофонии.
Это «мосинка», только вот чья – Фомина или Гвоздева? А вот затрещало, как охапки пересушенного хвороста… Это немец бьет из своих «шмайссеров». И не слышно уже ничего, и наши не отвечают. Значит, все? Нет, вот опять иголка выскакивает из ватного одеяла. А вот басовые нотки с дискантом: та-та-та… Это ППШ, похоже на ППШ… Или ему уже кажется и на самом деле все с группой Потапова уже кончено?
И проклятая трубка молчит, и связи нет, и нет Довганюка. И десятки орудий самоходок крушат все там, позади, перемалывая позиции артиллерийских расчетов, и Артемова и его бравых артиллеристов не слышно. И, значит, немец, зачистив противотанковый ров, сейчас возьмется за траншеи штрафников. А им перед всей этой армадой танков и автоматчиков без огневой поддержки никак не продержаться.
Подбитый группой Потапова танк маячил прямо перед траншеей второго взвода. Курсовой пулемет немецкого танкиста не унимался. Первая волна истерической стрельбы куда попало схлынула. Теперь фашист бил так же, без перерыва, но расчетливо, работая по самому краю штрафбатовских окопов, не давая на мизинец высунуться из-за края окопа.
Пулеметчики, в том числе и Зарайский, ничего не могли поделать с отчаявшимся, закупоренным в стальном гробу гитлеровцем.
– Эх, бутылкой бы его запалить… Или из противотанкового… – в сердцах буркнул вслух Дерюжный.
Насчет бутылки с зажигательной смесью Коптюк только махнул рукой, вот за идею сработать фашиста из ПТР взводный ухватился. Замкомвзвода вызвался самостоятельно отыскать «пэтээровцев», но старший лейтенант пошел вместе с ним. Согнувшись почти до земли, а в отдельных местах, где стенки окопов начисто срыло снарядами, на четвереньках, они пробрались ходами сообщений вдоль всего второго отделения и только уже в ячейках Слесаренко отыскали расчет ПТР. Один из бойцов, первый номер, полулежал на дне окопа. Спина его как-то наискось прислонилась к жердям одежды крутостей. Весь правый бок был распорот почти от пупа до ребер.