— Все в руке Божьей, — ответила ей Марья и прислушалась — скрипели ворота, на двор въезжал возок родителей.
Когда Прасковья Воронцова вошла в светелку, там уже было все прибрано, и девицы чинно сидели на лавках вокруг стола, углубившись в вышивание.
— Что ж ты, Марьюшка, угости подружек-то, — сказала Прасковья. «Орехов, али пряников не хотите, девицы? А то сейчас ряженые придут, с ними и не погощуешь как следует».
— Ряженые? — подняла голову Мария, и, увидев это, Анна Захарьина толкнула локтем соседку и прошептала: «Смотри, как раскраснелась-то Марья, недаром слухи, видно, ходят».
Из-за ворот послышалась залихватская песня:
Прикажи, сударь-хозяин, ко двору придти,
Прикажит-ко ты, хозяин, коляду просказать,
Виноградье красное — зеленое!
А мы ходим, мы ходим по Кремлю городу,
Уж ищем мы, ищем господинова двора.
Девушки, едва вздев шубки и повязав головы платками, порскнули на двор. Ворота с усилием открылись, и толпа ряженых — в масках, вывернутых наизнанку тулупах, с раскрашенными лицами, кто и с коровьими рогами на голове, — хлынула на усадьбу, продолжая петь:
А среди того двора, что три терема стоят,
А среди того двора, что три терема стоят.
Что в первом терему красно солнце,
Красно солнце, то хозяин в дому.
Что в другом терему светел месяц,
Светел месяц, то хозяйка в дому.
Прасковья с Михайлой поклонились ряженым, и протянули им на серебряном блюде гостинцы — орехи, сахар и пряники. Тут же вынесли второе блюдо — с дымящимися на морозе чашами горячего сбитня.
— А скажи-ка, хозяин, — раздался звонкий голос, исходящий из-под маски с коровьми рогами, — девицы-то гадали сегодня у тебя на дому?»
— Как не гадать в Святки-то? — ответил Михайла.
— Ну, так, пойте, ряженые, подблюдную песню — приказало существо. «Пущай девицы послушают, может, коей и по сердцу придется!»
— Хлебу да соли долог век.
Слава!
Боярышне Марье боле того.
Кому мы спели, тому добро.
Ряженые, вертясь и подпрыгивая, повалили за ворота, а девицы, пристукивая ногами от холода, поспешили вслед за четой Воронцовых в горницы.
Одна Марьюшка осталась на дворе. Сполз платок с ее черных кос, и снежинки на них казались ранней сединой. Смотрела она вслед удаляющимся по Рождественке ряженым, и все не могла найти в их толпе коровьи рога.
Внезапно она вздрогнула — кто-то закрыл ей глаза холодными ладонями. Она повернулась, высвободившись из сильных рук, и в прорезях маски увидела ореховые глаза, обрамленные темными, длинными ресницами.
— Не пужайся, боярышня, — шепнуло ей существо с коровьими рогами, и Марьюшка на мгновение почувствовала, как к ее губам прижимаются теплые мужские губы.