В Кремле, у царя Ивана Васильевича, отмечали сороковины по новопреставленному младенцу Дмитрию. После заупокойной службы в палатах у царя собрались на трапезу ближние бояре.
Матвей Вельяминов сидел на низкой скамейке у ног государя.
— А что, Матюша, — спросил его царь Иван, ласково положив руку на голову юноши, «кудри-то твои что остриг?»
— Венчание на носу, батюшка царь, — чуть улыбнулся Матвей. «Ну и заели меня — мол, не на парня ты похож, а на девку, перстни сними, каблуки не носи. Старики, что с них взять».
— Жаль, — протянул государь, ероша волосы Матвею, — красивые-то локоны у тебя были, ровно как у Авессалома царевича, что против отца своего Давида восстал. Помнишь от Писания-то, Матвей?»
— Как не помнить, государь. «Авессалом же бе седяй на мске своем, и вбежа меск в чащу дуба великаго, и обвишася власы главы его на дубе, и повисе между небом и землею, меск же под ним пройде», — улыбнулся Матвей. «Так что оно, может, и к лучшему, государь, что власы у меня теперь короткие».
Иван рассмеялся. «Ну, батюшка твой все же не царь Давид, идти тебе против него зачем?
Наследство тебе достанется, да и невесту ты берешь с приданым богатым, едина ж дочь она у Воронцовых?»
— Да, двое братьев еще у нее, а дочь — единственная, — ответил Матвей.
Иван Васильевич налил себе вина и откинулся на спинку кресла. Вокруг шумели изрядно захмелевшие бояре.
— А скажи мне, Матвей, — наклонился к нему царь, отпив из бокала. «Любишь ли ты меня?»
— Так, государь-батюшка, как же тебя не любить? — сказал юноша, целуя царскую руку.
«Слуга я твой верный, до скончания дней моих».
— Верный, — протянул царь и помолчал. «Верный, говоришь. Это хорошо, Матюша, что ты меня так любишь — пойди, найди человека такого, чтобы за тебя на все готов был.
Ты вот что, Матвей, — приходи сегодня опосля вечерни в мои палаты — дело у меня до тебя есть. Посмотрим на верность твою, — хищно улыбнулся царь, и не снимал руки с головы Матвея до окончания пира.
Башкина в закрытом возке привезли в Разбойный приказ. Здесь, в подвалах у ведавшего сыском окольничего Басманова были собраны знатнейшие на Москве мастера пытошных дел.
Федор, сопровождавший возок верхами, так и не смог перемолвиться с Башкиным ни единым словом — невозможно это было на глазах у митрополита и святых отцов. «Остается надеяться, что выдержит, — угрюмо думал Федор, скача вслед за возком.
— Макарий вон не смог согнуть его — хотя, что Макарий — надсмехался да издевался, а тут дыба. Однако же надо Басманова на место поставить — скажу ему, что мол-де, государь велел сперва, добром с еретиком говорить, а уж если запираться будет — тогда пытать.