А Маргарет она сказала:
— Я устала. Мне надо пойти пройтись, я больше не в состоянии замирать в различных позах.
— Но…
Джо успокаивающе положила ей руку на плечо.
— Это просто нервы, Маргарет. Вы же сами говорили. Если я проторчу здесь еще минуту, я просто не выдержу. Не беспокойтесь. Вы прекрасно все устроили, и все будет в порядке. Если я вам понадоблюсь, разыщите меня чуть позже. Я буду у себя в студии.
Она развернулась и направилась прочь — куда глаза глядят, лишь бы подальше от всей этой толпы — и, если можно, от собственных мыслей.
— Нет! Подождите! — испуганно вскрикнула Маргарет. — Ваше платье! — Она подбежала к Джо. — Вы не можете идти на прогулку в своем подвенечном платье! Оно же порвется, испачкается! Переоденьтесь хотя бы.
Джо сорвала с головы фату и небрежно сунула ее в руки Маргарет. Потом взглянула на опасливо приблизившуюся к ней ассистентку Антона.
— Извините, вы не могли бы отцепить этот шлейф? Не беспокойтесь, Маргарет. Испачкается — почистим.
Не обращая внимания на возмущенные протесты Маргарет, она дождалась, пока отцепят шлейф, и удалилась, не слушая возгласов, доносившихся ей вслед. Она не знала, куда идет; ей просто нужно было остаться одной, там, где не будет любопытных глаз, там, где можно будет отвлечься от мыслей, что крутятся у нее в голове. Верхняя юбка ее платья была сшита из воздушно-легкого шелка. Когда она шла, шелк развевался над нижними юбками из кисеи и тафты. Подол платья волочился по земле. Она шла через сад, где цвели тюльпаны, нарциссы и гиацинты, сад, наполненный благоуханием и яркими красками. Там, где были дорожки, она шла по дорожкам; там, где их не было, она шла напролом. Ей было все равно. Потому что, несмотря на все ее усилия, уйти от своих мыслей ей так и не удалось.
А ведь раньше все было так просто! Джо выросла в счастливой уверенности, что ее любят просто потому, что она — это она, и что ее семья может защитить ее от всех жизненных невзгод. Она не ощущала необычности положения их семьи. Для нее это было нормально.
Но уже в юности Джо поняла, что ей во многих отношениях живется проще, чем большинству людей. Зато в других отношениях ей было куда сложнее. Дамароны были семьей проклятой и благословенной, и временами казалось, что скорее проклятой, чем благословенной. Вся жизнь ее близких была на виду. Они не могли скрыть от мира ни своих трагедий, ни своих триумфов. Все их беды и радости тотчас становились известны публике. А уж если кто-то из них совершал проступок, последствия были просто грандиозными.
И вот Кайли сделала нечто действительно плохое. О том, что Кайли все сойдет с рук, не могло быть и речи. Джо просто хотела быть уверенной, что Кайли это выдержит, и чтобы цена, которую она заплатит за свою ошибку, не была чрезмерной.