«И как может такое дурное дело казаться таким хорошим?» — смутно подумалось ей. Почему этот — именно этот! — мужчина может заставить ее забыть обо всем на свете — о приличиях, об ответственности, о здравом смысле? Он заставил ее забыть обо всем, кроме одного — что она его хочет.
Кейл потянул ее корсаж — теперь он сделался нетерпеливым.
— Проклятое платье! — Он завел руку ей за спину и приподнял ее с земли. — Где же тут «молния»?
Это была последняя возможность отказаться, сказать «нет». Последний шанс вернуться к благоразумию и трезвому суждению. Но шанс ускользнул, а Джо даже не попыталась воспользоваться им.
— Там нет «молнии», — прошептала она. — Там пуговицы…
Он немного отодвинулся от нее, так, чтобы заглянуть ей в лицо.
— Ну что, разорвать эту штуку к чертовой матери, или ты хочешь, чтобы я все же расстегнул их?
— Как хочешь.
Кейл приподнял и усадил ее. Ее тело было безвольным в его руках, словно у тряпичной куклы.
— Ладно, расстегну.
Глядя ей в глаза, он протянул руку ей за спину и нащупал ряд пуговиц.
— Я хочу, чтобы ты знала одну вещь, Джо. Ты можешь выйти замуж за другого, но в брачную ночь ты будешь думать обо мне.
Захваченная врасплох его голосом, охрипшим от желания, и темным пламенем, горящим в его глазах, она не могла не признать, что Кейл прав. Она внезапно осознала, что, что бы ни случилось в будущем, она всегда будет думать о нем.
Пуговицы доходили до бедер, но он уже расстегнул платье до пояса. Джо ощущала тепло солнца на своей обнаженной коже. Лиф сам по себе начал опускаться вниз под собственной тяжестью. Она даже не попыталась подхватить его.
— Пусть другой будет обнимать тебя, — говорил Кейл, — но ты всю жизнь будешь помнить мои объятия. С этого дня твое тело будет отмечено. Ни один мужчина не будет обладать тобой так, как я.
И решительно опустил ее на траву.
Он оттянул лиф ее платья до пояса, наклонился и взял губами ее сосок. Отчаянно цепляясь за его плечи, Джо приподняла бедра ему навстречу, извиваясь от страсти. Никогда прежде она не испытывала такого страстного желания. Тело будто пылало в огне.
Возбуждение Кейла сделалось почти болезненным, он с трудом сдерживал себя и не знал, что ему делать. Ему хотелось разодрать на ней платье и изо всех сил вонзиться в нее. Но в то же время ему хотелось как можно дольше продлить эти ласки, чтобы удовольствие нарастало постепенно, пока оба они не начнут стонать от наслаждения.
Она снова выгнулась, прижалась к нему. Кейл со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы.
— Ладно, так или иначе, а содрать с тебя это платье все равно придется.