На столе у меня, во рту пластмассовой рыбы, лежит бронзовая грушевидная безделушка с продольными разрезами, словно у не- раскрывшегося бутона. Приятели мои считают ее дешевеньким и безвкусным украшением и не проявляют к ней особого интереса, чему я рад: безделушка при слишком вольном обращении может чувствительно цапнуть за пальцы. Для меня же она имеет особое значение и напоминает об одной титанической борьбе, которая в три дня развернулась и закончилась неожиданными последствиями на берегу красивой речки, где мы небольшой компанией проводили свой отпуск. Однако прежде чем приступить у рассказу о событиях, необходимы некоторые пояснения.
Существует давнее соперничество между московскими и ленинградскими рыболовами.
Ленинградцы отличаются от москвичей и характером и снаряжением. Ленинградцы ловят по преимуществу с лодок, потому что у них большие водоемы, удочки и спиннинги у них самых последних конструкций, крючки кованые и отточенные по высшему классу, блесны у каждого пятого своей собственной конструкции и такие хитроумные, что их можно демонстрировать на технических выставках среди самой тонкой электронной аппаратуры. Небылицы они, правда, рассказывают так же, как и все другие рыбаки на свете, но делают это с таким достоинством и таким тоном, что повествования их выглядят не менее достоверными, чем справки из энциклопедических словарей. Встречаясь с москвичами у прилавков рыболовецких магазинов, они подавляют уже своей манерой обращения к продавцу:
- Нет, мне нужна леска чуть потолще этой. В прошлом году, когда у меня взялся лосось на двадцать три килограмма…
Лосось! Двадцать три килограмма! Конечно, как человек бывалый и умудренный, москвич не дает себя провести и сразу, не моргнув глазом, убавляет вес рыбы вдвое, но и при этом непременном условии добыча выглядит внушительно, а главное - это же не щука, не окунь, а царственный красавец быстрых рек. О если бы лососи водились в подмосковных морях, реконструированных реках и в каналах - мы бы показали этим самым ленинградцам! Но чего нет, того нет. И москвичи ловят рыбу по-своему, с берега, раскидывая веера удочек или остроумно, с цирковой ловкостью маневрируя спиннингом среди кустов и деревьев, которыми природа пышно обсадила берега наших рек. Удилища, поплавки, спиннинги, блесны у москвичей самые обыкновенные, крючки разнокалиберные, но стандартные. Правда, иногда самые фанатичные из них заглядывают на Птичий рынок, где по соседству со щеглами, снегирями и голубями в клетках торгуют из-под полы рыболовецким товаром любители, которые, кажется, больше всего ценят чисто художественную, а не практическую ценность своих изделий. Я сам однажды купил там две блесны, которые своим свечением и хитроумными обводами поражали всякого, кто их видел, но на которые нигде, никогда, даже в пору самого отчаянного клева и жора, ничего не ловилось… Наконец, чтобы довершить портрет среднего московского рыболова, следует признать, что он так же изрядно и добродушно привирает, но делает это с таким вдохновением, упоением и подъемом, что с первых же слов даже люди в таких делах неискушенные начинают относиться к его рассказам подозрительно, но зато он немедленно начинает верить себе сам. После первого же дебюта с очередной небылицей он принимается совершенно искренне сокрушаться об огромной рыбине, которая сорвалась, обломала крючок или порвала поводок и которой на самом деле не было…