— Да, что же в этом такого, — сказал он мне довольно равнодушным тоном. — У меня же нет времени целый день лежать на солнце. Да и с точки зрения здоровья солярий более приемлемая альтернатива.
— Приемлемая? — скептически переспросила я.
— Ну да. Тебе бы это тоже подошло, Молли-Олли.
Конечно! Кожа Эвелин была с ног до головы покрыта таким восхитительным ровным загаром. До сих пор я предполагала, что это своего рода генетически обусловленный цвет кожи. Но оказывается, все было намного проще.
Однако я сомневалась, что даже солярий способен сделать мою кожу такой ровной и золотистой. Она (кожа) была у меня совершенно иной структуры. Иметь такой загар, как у Эвелин, либо было дано человеку от рождения, либо не дано вовсе.
Очень болезненно было видеть, что и Эвелин здорово изменилась. Я никогда прежде не видела на ее лице такой живой улыбки, она производила впечатление счастливой и довольной жизнью. Это было очень похоже на действие того самого гормона, который вырабатывается у человека в больших количествах, когда он влюбляется. И если регулярно случается хороший секс.
Я сгорала от ревности.
Элизабет, которую я каждый день нервировала темой «Штефан и Эвелин», довольно резко спросила меня во время одной из наших пробежек:
— А что ты будешь делать, если у Штефана действительно начнется что-то с Эвелин?
Если уже не началось…
— Я впаду в страшную депрессию, — ответила я. — Я уже очень расстроена.
— Да, да, — сказала Элизабет. — Но что именно ты станешь с ним делать?
— Как это — что делать? — переспросила я.
— Ну да, например: изобьешь его, кастрируешь, сошлешь в пустыню… или просто застрелишь?
— Я не стану делать ничего подобного, — возмущенно сказала я. (Самое большее — сделаю что-нибудь с Эвелин.)
— Значит, ты расстанешься с ним совершенно мирно и вежливо? — спросила Элизабет.
— Нет! — воскликнула я. — Я вообще не собираюсь с ним расставаться. Это было бы возможно только в том случае, если он захочет уйти от меня. Но ты знаешь, в это я не верю. Потому что Оливер и Эвелин собираются заводить ребенка, и вообще… Я думаю, эта афера, если они вообще ее затеяли, уже в прошлом.
— Вот видишь, я так и думала, — сказала Элизабет. — Парень может делать все, что хочет, а ты все равно его простишь.
— Ну да, — вырвалось у меня. — Я прощу его. Посуди сама, десять лет брака — довольно долгое время, а тут ему под ноги попадает такой экземпляр, как Эвелин, готовая сама прыгнуть ему в постель. Да ему надо быть святым, чтобы устоять перед таким соблазном.
— Да, ясно, святым, — сказала Элизабет. — Если бы я была одержима так же, как ты, то была бы сейчас замужем за Алексом и простила бы ему уже седьмую или восьмую практикантку. Потому что перед практиканткой может устоять только святой.