И это была одна из моих главных проблем.
Оливер плюхнулся на одно из эксклюзивных кресел.
— Что за день, — вздохнул он.
— Не нагружай себя, — сказала я.
Он-то хотя бы имел сегодня секс, а вот я нет.
— У тебя сегодня и в самом деле плохое настроение.
— Да, мне очень жаль. Я чувствую себя… брошенной. Скажи, ты не находишь, что я стала толще?
— Нет, — ответил Оливер. — А что, это так?
— Нет, но после тридцати вес начинает распределяться по телу совсем иначе. Так говорит Штефан.
— Ага, — сказал Оливер. — Тогда я нахожу, что это изменение в распределении веса очень тебе идет.
— Гм, — ответила я несколько смущенно. — Вам было хорошо с Эвелин?
Оливер высоко поднял брови.
— Очень хорошо.
— Где же вы теперь встречаетесь? — спросила я.
— В гостинице.
— А это возможно? Ну, я имею в виду, что все происходит в обед?
— В этом отеле нет. Там надо снимать номер на целые сутки.
— А почему бы вам не встречаться здесь?
Оливер пожал плечами:
— В отеле все как-то романтичнее.
— Ну да, понятно, — завистливо сказала я.
— Эвелин добыла где-то веселенькую книжечку пятидесятых годов. Советы добропорядочной жене, как она может сделать счастливым своего мужа. Оттуда мы и вычитали про гостиницу и еще кое-что и пытаемся теперь делать так, как там написано. Это просто умора.
— Таких подробностей я, собственно, и не хотела знать. — У меня и так перед глазами стояла картина, как Оливер и Эвелин веселятся на кровати в номере отеля, пробуя позиции, представленные в книге пятидесятых годов. — А зачем вам обязательно нужен ребенок?
— А почему вы не хотите детей? — ответил вопросом на вопрос Оливер.
Я пожала плечами:
— Слишком большая ответственность. Даже когда человеку кажется, что у него достаточно мужества, чтобы решиться на это, он заблуждается.
— Да, но такова жизнь.
— А мне не хотелось бы отвечать за искореженную в будущем жизнь, — жестко сказала я. В действительности же я испытывала страх перед родами. Не перед схватками и страшной болью (хотя Элизабет и Ханна в лицах и не раз рассказали мне об этих ужасах при рождении Маризибиль и Каспара), а перед тем, что наступает потом. Перед тем, что называется материнскими чувствами по отношению к маленькому, беспомощному существу. Человек, имеющий ребенка, обязан думать не только своим умом, но и рассуждать с позиции малыша. Когда тот опрокидывает на себя тарелку с кашей, делает первые шаги, страдает из-за того, что его лучший друг оказывается умнее или сильнее его или уходит играть с другими детьми, когда воспитательница в детском садике не желает пожалеть его, — все это мать должна чувствовать и пропускать через себя. И это, с моей точки зрения, были совершенно нормальные, человеческие представления. А своя собственная жизнь была уже и без того слишком тяжела. — Уж лучше я сама обеспечу себя пенсией, а когда станет совсем невмоготу, уйду в приют, так будет честнее.