Эльмина настаивала на своей версии о помешательстве Клары. В клерикальных газетах напечатали (на сей раз замолчать эту историю было невозможно) о несчастном случае, происшедшем в заведении г-жи Сен-Стефан. Писали, впрочем, весьма сдержанно, и дядя Клары мог подумать, что речь идет не о его племяннице, а об одной из воспитанниц приюта.
Вся полиция была поднята на ноги, но, по обыкновению, ничего не обнаружила, хотя целая свора шпиков лезла из кожи вон. Думали, что Клара так или иначе выдаст свое присутствие; но девушка словно в воду канула. Через два или три дня пришли к выводу, что она умерла. Впрочем, де Мериа и Эльмина не верили в такой счастливый исход. Они решили выждать и пока ни о чем не сообщать старому аббату, дабы не поколебать его доверия к ним.
Гренюш и Жан-Этьен рыскали по Парижу, ища следы беглянки. Санблер же всячески избегал людей. На совести отвратительного соучастника графских оргий лежало, как говорили, и без того достаточно злодеяний.
Рассказ об этих извергах, наверное, удивляет читателей; но, пока человеческий род задыхается в тисках порочных законов, всегда будут существовать такие продукты его распада, опасные, но неизбежные.
Левая пресса подняла шум, утверждая, что Клара стала жертвой жестокого обращения и что ее насильно пичкали католическими брошюрами. Против нескольких газет был начат судебный процесс; их обвинили в клевете. Газетные заметки действительно не соответствовали истине: они приблизились бы к ней, изобразив все случившееся в еще более мрачных красках…
* * *
На другой день, после того как Клара попала в больницу св. Анны, де Мериа счел необходимым посетить его преподобие Девис-Рота. Когда он проходил по длинному полутемному коридору, ему показалось, что дама, быстро, как ящерица, проскользнувшая мимо, была его сестра. Длинная черная мантилья и опущенная вуаль не позволяли различить ни фигуры, ни черт лица. Он не пытался раскрыть ее инкогнито, тем более что сам предпочитал остаться неузнанным. Выяснив, что произошло, Бланш возмутилась бы: она питала глубокое отвращение к вещам такого рода.
Иезуит принял графа холодно. Ему было ясно, что причины помешательства девушки иные, чем те, о каких сообщали правые газеты. Надвигался скандал.
Де Мериа склонился, ожидая благословения, но священник не протянул ему руки и, сердито взглянув, спросил:
— Почему вы не сообщили мне, что с назначением учительницы произошла ошибка?
— Не успел, отец мой.
— Однако на все прочее у вас находится время! Как вы смели просить меня рекомендовать в качестве учительницы какую-то свою креатуру, совершенно неизвестную мне девушку?