Встречи проводились в большом конференц-зале, обстановка в котором, сообразно очередным требованиям момента о бережном расходовании бюджетных средств, являла собой образчик некоего интеллектуального уголка. Вместо традиционного длинного стола для заседаний, имевшего одно-единственное назначение, в зале стояли шесть квадратных столиков вишневого дерева. Они, почти касаясь друг друга, образовывали один большой стол, за которым могли свободно расположиться сразу шестнадцать человек. При желании столы можно было раздвинуть, в результате чего получались шестиместные рабочие анклавы, очень удобные для проведения импровизированных рабочих совещаний.
Светло-коричневые тисненые обои с вертикальными полосами вносили свою лепту в утилитарный облик конференц-зала. Проектор со встроенной жидкокристаллической панелью, настенный экран, диаскопический проектор верхнего расположения, большая вращающаяся белая доска на колесиках и комплект «телевизор/ видеомагнитофон/DVD-проигрыватель» скромно ожидали своей очереди в алькове одной из стен, подобно коронеру, готовому в нужный момент отдернуть простыню с трупа и явить на всеобщее обозрение чудовищные проделки больного разума.
За отдельными столами в конференц-зале собрались коллеги Карен, избравшие своим ремеслом криминальную психологию: старшие агенты Арт Руни, Дитрих Хатчингс, Том ван Оуэн, Франк Дель Монако и еще девять человек, которые проработали в отделе пока что меньше пяти лет.
У Карен не было времени вдумчиво и не спеша подготовиться к утренней презентации. Всего пятнадцать минут назад ей передали компакт-диск с последними фотографиями с места преступления в доме Мелани Хоффман, и она только и успела, что просмотреть их на портативном компьютере, сгруппировав снимки в некоем подобии порядка. Но материалы дела она знала досконально, во всяком случае вплоть до последней жертвы, и поэтому не сомневалась, что сможет достойно изложить его коллегам и старшим товарищам.
Особый отпечаток на выступление налагало то, что она была первой и единственной женщиной-психологом во всем подразделении и, следовательно, должна была выглядеть не просто хорошо, а очень хорошо – в прямом и переносном смысле. Когда она только пришла в отдел и ей показывали фотографии с мест преступления, на которых были изображены чудовищно изуродованные трупы и избитые до неузнаваемости женщины, остальные сотрудники-мужчины подсознательно ожидали, что она немедленно схватится за мусорное ведро и извергнет в него содержимое своего желудка. Не то чтобы они сами не вели себя так, впервые увидев подобные снимки, – нет, они прямо-таки были уверены, что она продемонстрирует свою слабость только потому, что она – женщина. Карен вовсе не была сверхчеловеком, и фотографии потрясли ее, но при этом она хотела лишь, чтобы мужчины-коллеги относились к ней так же, как относятся друг к другу.