— Кто именно, мама? — решила уточнить я. — И какого животного?
— Да, конечно же Сильвия, — удивленно уставилась она на меня. — О ней я и пытаюсь тебе рассказать. Сильвия Сильвестр. Ей я и сочувствовала сегодня, когда уже заканчивались съемки.
— А животное, насколько я понимаю, — это была ее лошадь?
— Да, дорогая.
— Могу себе представить, что лошадь тоже была не в восторге, — сказала я с нескрываемым ехидством, которое заставило маму обеспокоенно посмотреть на меня.
— Естественно, дорогая, что ее страхи передались и животному. С ним пришлось повозиться.
— Могу себе представить, — без всякого сочувствия сказала я.
— Сильвия была вся в слезах.
Поскольку мама явно ожидала чего-то большего, чем мое «ну-ну», я спросила:
— А как насчет ее дублерши?
— Она оказалась никуда не годной, хотя с лошадью справилась. Но не смогла ее пустить в галоп, бедняжка. Во всяком случае, все это выглядело совершенно неубедительно.
— Не повезло, — хмыкнула я. — Что же теперь делать мистеру Пембертону?
Мама, не скрывая торжества, гордо улыбнулась:
— В связи с этим, дорогая, у меня появилась блистательная идея.
Я подняла взгляд от груды тетрадок, и у меня снова екнуло сердце.
— Мама! — взмолилась я. — Прошу тебя! Хватит с меня твоих блистательных идей.
Покраснев, мама кивнула:
— Я надеюсь, ты не рассердишься. Но бедная девочка так плакала… она очень милое создание и так страдает! Она страстно надеется, что после этой картины станет знаменитой, а от ее дублерши никакого толку, и, конечно, дорогая, я-то знаю, и все мы знаем, что ты совершенно великолепно…
— Мама! — завопила я. — Ты этого не сделаешь!
— Что именно, радость моя? — лишь ради приличия пробормотала мама.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Да, милая, знаю. Боюсь, что я уже все сделала. Откровенно говоря, я подумала, что это может быть интересно — конечно, для тебя. Таня вечно переживает, что у тебя нет никаких развлечений. Да и дел-то всего на пару минут. А у тебя точно такие же формы и рост, как у нее, и мистер Пембертон сказал, что в костюме и парике никто и не заметит разницы…
— Мама, не может быть, чтобы ты уже пообещала им.
— Строго говоря, дорогая, я так и сделала. Сильвия была ужасно благодарна. Просто счастлива. Понимаешь, она страшно боится любой физической боли…
— А что мистер Пембертон?
— Николас? Ну, особого энтузиазма он не проявил. Но, похоже, не возражает. Все дело в том, когда ты сможешь приступить…
— Вот уж не сомневалась, что возражать он не будет! — сказала я. — Но вот когда я смогу, если вообще возьмусь…
И тут я внезапно заметила, что мать, улыбаясь, смотрит не на меня, а в сторону почтового ящика на заборе. Я услышала голос: «Кто всуе упоминает мое имя?» — и, обернувшись, увидела, что мистер Пембертон перемахнул через забор и направляется к нам.