— Она прекрасна, — прошептала Юдифь, испытывая благоговейный страх при мысли о цене и великолепии тонконогой кобылы. — Ты уверен, что хочешь подарить ее мне?
— Что за дурацкий вопрос! Как еще ты собираешься не отставать от меня, когда мы будем кататься верхом? Твой старый мешок с костями того и гляди отдаст концы.
— Этот мешок с костями спас меня от Роберта де Беллема, — защищалась Юдифь, но подошла ближе и погладила бархатные темно-золотистые ноздри. На лбу Аурайд было белое пятно, словно звезда, от которой вниз отходили две полосы звезд ной пыли. Кобыла тронула губами пальцы девушки, ища угощение, и грум услужливо протянул сморщенное яблоко.
Другой конюх вывел серого жеребца Гайона, оседланного и готового к выезду.
— Хочешь проехаться? — предложил Гайон.
— Зачем выставлять на показ свое богатство? — упрекнула Юдифь, не скрывая беспокойства.
— У моего отца один из лучших в стране табунов. Хоть в деньгах я и поистощился, но могу позволить себе хорошего коня. Кроме того, неблагодарная, пора запомнить — дареному коню в зубы не смотрят.
Юдифь оценила игру слов и позволила Гайону помочь ей сесть на лошадь.
Они долго скакали по просторам Равенстоу. Кобылка двигалась мягко, ее мускулы были крепкими, эластичными и струились под кожей, как шелк. Аурайд чутко реагировала на малейшее движение поводьев, без труда переходила от шага к бегу трусцой, затем к галопу и снова к шагу, не доставляя всаднице ни малейшего неудобства.
Гайон оценивающе наблюдал, как Юдифь держится в седле, и пришел к выводу, что и в этом искусстве жена проявила недюжинные способности.
— Мама не любила ездить верхом, — вспомнил Гайон, когда они повернули к дому. — И делала это исключительно ради отца, но у нее плохо получалось. Она не могла оценить лучшую породу скакунов в Англии.
Юдифь с удовольствием остановила взгляд на великолепной шее Аурайд. Ездить на ней — ни с чем не сравнимое наслаждение.
— Отец, наверное, очень скучает по жене, — Юдифь задумчиво смотрела, как Аурайд чутко поводит ушами.
— Мать была единственным светом в его окне, — в голосе Гайона слышалась боль. — Конечно, они иногда ссорились, но очень любили друг друга. Готовы были умереть за эту любовь.
Юдифь с трудом представляла подобную глубину чувства и доверия. Она видела лишь тумаки, избиения, плохое обращение, жестокость. Все это не способствовало радостному предвкушению собственной семейной жизни. Юдифь посмотрела на мужа из-под опущенных ресниц, пытаясь представить, как перерезает себе вены по его требованию. «Нет, я бы ни за что не пожертвовала жизнью, наоборот, защищалась бы с оружием в руках до последней капли крови».