— А потом пришли вогоны и уничтожили его за пять минут до завершения программы, — добавил Артур не без горечи.
— Да, — согласился старик, с безнадежностью оглядывая комнату. — Десять миллионов лет планирования и исследований на ветер. Десять миллионов лет, землянин. ты в состоянии постигнуть величину такого срока? За это время галактическая цивилизация могла пять раз подряд развиться из единственной молекулы. И все исчезло.
Он помолчал и добавил:
— Впрочем, для тебя это просто слова.
— Вы знаете, — задумчиво сказал Артур, — пожалуй, это многое объясняет. Всю жизнь у меня было странное безотчетное ощущение, что в мире происходит что-то огромное, даже зловещее, и никто не мог сказать мне, что это такое.
— Нет, — ответил старик, — это обычная, совершенно нормальная паранойя. Она есть у всех во Вселенной.
— У всех? — переспросил Артур. — Так если это есть у всех, это что-то значит! Может, где-то за пределами той Вселенной, которую мы знаем.
— Может быть. Какая разница? — сказал старик, прежде чем Артур успел разволноваться. — Возможно, я слишком стар и устал, — продолжал он, — но я всегда считал, что шансы выяснить, что же на самом деле происходит, так смехотворно малы, что нужно просто плюнуть на это все и постараться занять себя чем-то интересным. Например, я: я конструирую побережья. У меня есть награда за Норвегию.
Он порылся в свалке и извлек оттуда увесистый кирпич из прозрачного пластика, внутри которого была модель Норвегии, а снаружи начертано его имя.
— И какой в этом смысл? — спросил он. — Я не вижу никакого. Всю жизнь я делал фьорды. В какой-то момент они вошли в моду, и я получил большую премию.
Он повертел награду в руках и, пожав плечами, отшвырнул безразлично; не настолько, впрочем, безразлично, чтобы она не упала на что-то мягкое.
— В новой версии Земли, которую мы сейчас строим, мне дали Африку. Конечно, я делаю ее с фьордами, потому что они мне нравятся, и я так старомоден, что считаю, что они придают континенту экстравагантность. А мне говорят, что это не экваториальный ландшафт. Экваториальный! — он усмехнулся. — Какое это имеет значение? Конечно, наука многого достигла, но мне больше нравится быть счастливым, чем правым.
— И вы счастливы?
— Нет. В этом-то вся и неприятность.
— Жаль, — сочувственно сказал Артур. — Это была бы хорошая концепция образа жизни.
Где-то на стене загорелся белый огонек.
— Идем, — сказал Слартибартфаст, — ты должен встретиться с мышами. Ваше прибытие на планету наделало много шума. Оно уже объявлено третьим по невероятности событием в истории Вселенной.