— Решить? Каким образом?
— Дело в том, что мы оба, как я понимаю, думали о том, что произойдет, если мы поцелуем друг друга. Я имею в виду, если мы поцелуемся по-настоящему, с чувством.
Роберт молча кивнул, боясь раскрыть рот, чтобы не выдать обуревавших его эмоций.
Дженнифер помолчала, как бы в ожидании его реакции. Поскольку ее не последовало, она продолжила:
— Я подумала, что будет лучше, если мы это проделаем практически. Если мы удовлетворим свое любопытство, то все станет ясным и тем самым мы снимем лишнее напряжение. Избавимся от неизвестности. А потом забудем об этом и займемся делом. Вот что я имела в виду под словом «эксперимент».
— И что, это помогло?
— В каком плане?
— Удовлетворить ваше любопытство.
— Да, конечно. Вполне, — искренне сказала она, как ребенок, из любопытства сунувший руку в кипяток и обещающий матери больше не делать этого.
Роберт раздумывал, стоит ли развивать эту тему дальше и ловить ее на неискренности. Конечно, из ее уст, сквозь эти жемчужно-белые зубы, струится наглая ложь. Пожалуй, небольшой щелчок по носу ей не повредит.
— Вы забыли спросить, мисс Кресент, удовлетворило ли это мое любопытство?
Она слегка дернулась, но все же смогла выдавить из себя:
— А разве нет? — Она наморщила лоб в попытке разгадать его мысли, и ее и без того огромные карие глаза еще больше расширились.
Он отрицательно качнул головой.
— Нет, пожалуй нет. Во всяком случае, в обозримой перспективе. — И он накрыл своей ладонью ее руку, плотно прижав ее к столу.
Дженнифер попыталась отдернуть руку, но ей это не удалось, и она прекратила сопротивление.
— Так вы хотите узнать, какое это на меня произвело впечатление? — усмехнувшись, спросил он.
Она отрицательно покачала головой, встревоженная разгорающимся блеском в его глазах.
— Не думаю. Пожалуй, нет.
— Ну что ж. Тем не менее я все-таки скажу, потому что вы абсолютно правы. Думаю, нам следует быть достаточно искренними и открытыми друг с другом.
Он опять смотрел на нее огненным взором, тем первобытным хищным мужским взглядом, который будил в ней противоположные желания — или же спасаться бегством, или же броситься к его ногам, сдаваясь на милость победителя и моля о милосердии.
Но сейчас его взгляд в сочетании с элегантным костюмом-тройкой и раскрытыми файлами казался особенно опасным, несущим реальную угрозу. Этому лощеному джентльмену уже пришлось преодолеть несколько барьеров цивилизованного поведения. Где гарантия того, что, успешно сломав несколько преград и наплевав на сковывающие его правила и нормы светского поведения, он вдруг остановится перед каким-нибудь последним хилым нравственным заборчиком?