Гуго довольно закивал и замахал рукой, курлыча, как новорожденный младенец.
— Так будь спокоен, Гуго. Скоро мы заменим и другие твои члены, и ты станешь таким же высоким, как я. Я дам тебе новое лицо и тело, мой уродливый друг.
В этот момент Брайан осознал опасность. Барон с Гуго направлялись к лестнице. Он развернулся и начал взбираться вверх, к двери погреба. Уже на самом верху он оступился и растянулся ничком, съехав на несколько ступеней. И не успел шевельнуться, как мертвая хватка стиснула его локти.
Его без лишней нежности развернули, и прямо в лицо ему уставилась дьявольская рожа Гуго. За ней кривилось саркастической усмешкой мертвенное лицо барона.
— О, Гуго, при нашем медицинском эксперименте присутствовали зрители? Уверен, они способны оценить нашу работу. Добро пожаловать, доктор Шоу. Добро пожаловать в мою скромную лабораторию.
Брайан поднял глаза на белое как маска лицо барона. Его посадили спиной к большому ящику, крепко стянув руки за спиной и связав лодыжки. Гуго ушел, а барон сидел на табурете, глядя сверху вниз на несчастного пленника. На его тонких бескровных губах играла тень улыбки.
Он достал из кармана длинную черную сигару, откусил кончик и принялся закуривать.
— Вам это даром не пройдет, барон, — сквозь зубы сказал Брайан.
— Будет только справедливо сказать вам, что вы не уйдете отсюда живым, — отозвался барон как ни в чем не бывало. — Однако, будучи медиком, таким же ученым, как я, вы способны понять и оценить мои доводы, которые я вам сейчас представлю. — Мое имя, сэр, не Франкенберг. Я — барон Виктор Франкенштейн.
Он выдержал паузу, ожидая реакции молодого врача.
Брайану это имя ничего не говорило.
Барон горестно усмехнулся.
— Ах, тщеславие, — тихо произнес он. — Я думал, мое имя повсеместно известно. Да, но я забыл, что вы в то время были еще ребенком… Когда же это было? В тысяча восемьсот шестнадцатом — десять лет прошло. Долгий срок, а?
Брайан заметил, как остекленел взгляд барона, когда он углубился в воспоминания.
— Моим отцом был барон Альфонс Франкенштейн, из богатого и старинного женевского рода. Я, как говорили, подавал надежды и в семнадцать лег, окончив школу в Женеве, поступил в большой университет Инголштадта. Там я занимался у Кремпе, великого профессора натуральной философии, и у Вальдмана, учившего, что химия лишь ответвление натуральной философии.
Я так углубился в науку, что превзошел не только однокашников, но и учителей. Два года, увлекшись занятиями, я даже не ездил в Женеву навестить родителей, проводил время в лаборатории, стремясь вырвать у природы ее тайны.