Франкенштейн (Браннер, Блох) - страница 459

Я ставил палатки, а Грегорио в это время сооружал внутреннюю перегородку из камней и валежника, чтобы отделить лошадей от жилых помещений нашего странного прибежища, и при помощи складного топора превратил старую колоду в удобную кормушку. Потом я установил печку и присоединил газовый баллон, а мой проводник выложил перед палатками каменный круг, обозначив место для костра. Печь хороша для готовки, но нам нужен был и живой огонь, дарующий тепло и свет. Затем мы вместе распаковали остальные припасы и накрыли их брезентом. Лагерь был готов, непритязательный, но отвечающий нашим требованиям, и пришла пора решать, каким будет наш следующий шаг. Я закурил, обдумывая варианты. Грегорио собирал более или менее сухой хворост. Что ж, место назначения достигнуто, но мне вдруг показалось, что все напрасно. Мы здесь, а что толку в том, что мы одолели столько миль? Не знаю, какую наглядную подсказку я рассчитывал отыскать, но тут не было совершенно ничего, никаких признаков присутствия загадочного существа и никаких причин полагать, что оно все еще здесь. Оставалось только ждать, наблюдать и надеяться — действия пассивные и ведущие к цели весьма окольным путем. Я решил посоветоваться с Грегорио, который уже разжег костер и пошел за водой для кофе.

Запах кипящего на костре кофе способен поднять самое упавшее настроение, а возможность добавить в чашку капельку виноградного спирта радует еще больше. К тому времени, как мы, чуть горбясь, спасаясь от сырости, уселись у огня с дымящимися жестяными кружками в руках, Грегорио вроде бы стряхнул с себя уныние. Да и я снова ощутил умиротворение. День подходил к концу, но ночь под этими затянутыми тучами небесами — штука неопределенная. Дождевые капли барабанили по листьям окружающих нас деревьев, ища бреши в густой зелени, и падали в костер, точно слетевшиеся на свет мотыльки. Хмурая тьма, обступившая нас, будто выползла из мира ночных кошмаров. Веселый плеск горного ручейка никак не вязался с завываниями ветра над головой, а острый аромат курева Грегорио казался фальшивой нотой в симфонии мокрой растительности и сырой земли.

Наконец, чувствуя, что надо сделать что-то конструктивное, я достал планшет и развернул лучшую карту здешних мест. Ей прискорбно недоставало подробности, многое было указано весьма приблизительно — мол, здесь какая-то возвышенность, и только. Я спросил Грегорио, где мы, и он нахмурился, склонившись над картой. Тяжелая капля упала на Магелланов пролив и струйкой стекла с листа.

— Здесь. Где-то здесь.

Он ткнул пальцем в центр одного из белых пятен. Это ни о чем мне не говорило — кроме разве что того, что мы находимся на высоте пяти тысяч футов над уровнем моря.