Стол стоит.
Труп лежит.
Над ним доктор ворожит.
«Только б получилось все», —
Франкенштейн твердит.
Как он розов, бел и ал,
Человечий матерьял,
Доктор Ф. его кроит,
Сам с собою говорит.
«Хорошо бы вышел прок,
Это будет всем урок,
Ахнут Запад и Восток», —
Франкенштейн бубнит.
«Ну-ка, ну-ка, шей смелей,
Ниток разных не жалей,
Иглы выбирай острей», —
Франкенштейн ворчит.
«Если что, сажай на клей,
Клок удержится верней.
Главное — ты не робей», —
Франкенштейн бурчит.
Вот он косточки сложил,
Вот и мясо нарастил,
Франкенштейн —
Вот и кожей все обшил —
Очень грозный вид!
Только мозги дать не смог —
Утомился, изнемог.
«Я уже не чую ног», —
Франкенштейн хрипит.
Буря! Вдруг как грянет гром!
Полетело все вверх дном,
Провода как задымят,
Циферблаты — заискрят.
В сшитый труп ударил ток,
И свершился страшный рок.
Горе! Чудище встает,
Зубы щерит и ревет,
Страшным голосом рычит.
Доктор в ужасе вопит.
Ростом вставший труп высок:
Подпирает потолок.
Но при этом туп как дуб
И неуправляем труп.
Бедный доктор, ты пропал!
Видишь жуткий сей оскал?
Убегай скорее прочь,
Пусть снаружи дождь и ночь.
…Чем же кончился сюжет?
Чудища, конечно, нет:
Удалось остановить
И оживший труп убить.
А в округе той опять
Воцарилась тишь да гладь.
Доктору же благодать
Более не знать.
Доктор, доктор, ты в Аду!
Сам накликал ты беду:
«Господа я превзойду», —
Ты дудел в дуду.
В чем истории мораль?
Хоть ученым очень жаль,
Но спокойнее порой,
Чтоб теорией сырой
Оставались те идеи,
Что опасностями веют!