- Все так, но не мое это - начальником быть. Тяжело мне.
- Александр Иванович, - с укоризной начал Путилов, - а кому сейчас легко? Вы думаете, я к теще на блины езжу, каждые два-три дня? Да у меня мозги закипают от каждого совещания в Кремле. Цесаревич он такой - все соки выжимает. А сроки, какие ставит? Раньше даже я, - он многозначительно поднял палец, - за столь короткий период только-только раскачивался. И это несмотря на то, что почитался человеком, скорым на решения и результаты.
- Да, сроки Александр ставит всегда какие-то фантастические...
- И мы, все же, успеваем. - Улыбнулся Путилов. - И какой из этого вывод? Эх, Александр Иванович, совсем вы раскисли. Вывод простой - мы можем укладываться в эти сроки! А раньше работали спустя рукава. Бездельничали. И вообще, чем только не занимались, вместо дела.
- Возможно. Но все одно - тяжело.
- Никто не спорит. Но наша работа нужна Отечеству, как это ни странно. Не знаю как вас, а меня эта мысль греет. Я ощущаю себя кавалеристом на острие решительной атаки. Решающей исход не только сражения, но и войны. И знаете, это наполняет мою жизнь смыслом. Какой-то глубиной что ли. Вкусом и цветом. Это как кровь на разбитых губах, обостряющая чувства, вызывающая в тебе ярость и холодную, расчетливую злость. Наверное, как-то так.
- Николай Иванович, никогда не думал, что вы настолько пропитаны воинским духом.
- Ах оставьте. Какой из меня воин? Это просто полнота жизни, ее насыщенность и цельность так проявляется. Никогда не променяю эти ощущения на какой-нибудь сытый покой. Не смогу. Мне проще умереть.
Путилов встал с плетеного кресла и подошел к окну, из которого открывался прекрасный вид на корпуса Академии. Впившись глазами в плац, окраина которого была оборудована спортивными брусьями, кольцами и турниками он застыл и замолчал. Астафьев несколько секунд сидел, наблюдая за Николаем Ивановичем. Потом встал. Подошел. И положил ему руку на плечо.
- Поверьте. Многие из нас, ни за что не вынесут отлучения. Может быть это глупо, но меня самого до мурашек пробирает мысль о том, что меня снова удалят от настоящей деятельности. Опять превратив обучение будущих офицеров в тот жуткий бред, каким оно было раньше, при Николае.
- Офицеров. Да какие это офицеры? Вспомните как их Алексей Петрович крыл? И за дело крыл!
- Так иных и не было! Единицы зерен пробивались сквозь легион плевел.
- Да... пробивались и гибли. Нахимов, Тотлебен... они поплатились своими жизнями за 'оленизм' руководства, - грустно усмехнулся Николай Иванович, - как частенько говорит цесаревич.