— Значит, иду дальше, — прошептала я нависшей темноте, и сделала первый шаг вглубь.
Проход между скалами слишком узкий и ломанный. Стены изобиловали тонкими выступами и острыми, как бритва обломками. По мере продвижения приходилось упираться руками и ногами в стены и заползать вверх, а потом гусеницей сползать вниз, чтобы преодолеть особенно узкий или острый участок. Тишина и темнота сковывали волю и вползали в душу паутиной страха. Иногда казалось, что я заживо похоронена в глубоком склепе. Хорошо хоть расщелина уходила далеко в высоту и не давила низким потолком. Оставалось хоть какое-то пространство для манёвра. Странный запах становился сильнее, и я с удивлением опознала знакомый с детства аромат мёда. Откуда он здесь, если пчёл тут явно нет?
Неудачно вывернув ногу, я потеряла кроссовок. Он слетел с ноги и упал куда-то в темноту. Сколько не шарила руками вокруг, но так и не смогла отыскать его. Без обуви продвигаться стало неудобнее и больнее. С трудом удавалось находить лазейку, в которую можно протиснуться. Камень крошился от прикосновений, и нещадно врезался в кожу, при продвижении вперёд. Двигаться приходилось только боком, и я упёрто проталкивала тело дальше. Только шум усталого дыхания нарушал безмолвный покой этого места.
Запах становился насыщенней и навязчивей. Через некоторое время нахлынуло головокружение от его эманаций, а потом стал понятен источник. Пальцы отломили кусок породы и раскрошили. Именно этот странный и ломкий минерал, который встречался на стенах всё чаще, являлся источником запаха. Он не только источал зловоние, но острыми обломками резал кожу, словно хирургический скальпель. То и дело я вскрикивала и шипела, когда напарывалась на выступающий из стены осколок. Если вначале запах мёда был приятным ароматом, то теперь он превратился в смрад, сводил с ума тошнотворной приторностью и выедал слизистые.
В первый раз я даже не заметила, как потеряла сознание. Прикрыв на минутку глаза и устало расслабив руки, провалилась в беспамятство. Не знаю, сколько пришлось провести времени в таком состоянии, только когда очнулась, испугалась до дрожи. Тело сползло куда-то вниз головой, с ног исчез последний кроссовок и кожа ныла от многочисленных порезов, словно меня голой провезли по мелкой тёрке. Глаза слезились от боли и зловония, но я жива, а значит, снова продолжала медленно двигаться дальше. Сколь уже преодолено, как много времени прошло с тех пор, как попала сюда? На эти вопросы затруднительно дать ответ.
Я закрывала глаза, от них всё равно нет толку, и вспоминала Аморана. Чем сейчас занят любимый, о чём думает? Быть может обо мне? Пушистый толстый Пряник трётся о его ноги или требует внимания более радикально, запрыгивает на руки и слюнявит шершавым языком. Как хочется вернуться к ним, бросить тяжёлый путь к Оракулу и бежать сломя голову в радостные объятья. Только если повернуть назад, наша сказка превратится в трагедию, без надежды и будущего. Я вновь сражалась за того, кого люблю. Всё что оставалось — упрямо продвигаться дальше, ежеминутно напарываться на лезвия, выступающие из стен и слушать собственные стоны.