— Да. Мы любим друг друга, потому что мы любим себя. Ведь мы — единое целое.
— Ну, извини, лично я не чувствую э… особого такого расположения… как бы тебе правильно сказать? В общем, до любви еще очень далеко. Я как бы больше девушек люблю.
— Понимаю. — Тот ни капельки не обиделся. — Но только в настоящем времени между мужчинами и женщинами не существует половой разницы.
— Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!!! Блин! Скорее возвращайте меня обратно, мне здесь не нравится!
— Тебе больше нравится удовлетворяться картинками из Интернета?
— Так! Если ты про меня чего-то такого и знаешь, то это не дает тебе права… У нас, между прочим, с Владой был самый настоящий А-афигенный секс! Вот! И я хочу ее иметь дальше… Не только платонически, но и всяко разно безобразно. Понятно тебе! Верни меня назад к ней — к той, которую я знал в прошлом.
— Ее там больше нет. Она возвращалась вместе с тобой, чтобы помочь тебе разбить зеркало…
— Да о каких, блин, зеркалах вы все время толкуете? Там, в 2077 году этих долбанных зеркал было хоть жопой ешь. Чтобы разбить все эти стекляшки, надо…
Дан запнулся. Образ гигантской планеты, падающей на Землю, заставил его вздрогнуть, вынырнув из памяти, как вспышка в ночи.
— Постой, постой, а этот Армагеддон был видением или реальностью?
— Это была реальность, твоя реальность. Повторяю тебе еще раз и не устану повторять вновь и вновь, Я — это Ты, Ты — это Гор, Гор — это наша Планета. Планета — это Мы.
— Но как же так? Ты здесь, планета здесь, вы все здесь, а я — там, в прошлом. Во всяком случае, душа моя рвется туда. Тут в твоей формуле явный сбой. Если все мы — единое целое, как ты говоришь, почему же тогда я выпал из вашей тусовки?
— Ты не выпал, Дан. Ты с нами! Ты просто не можешь проснуться…
— И не хочу.
— Но подумай сам, что тебя влечет обратно в прошлое? Ведь Влады там больше нет. Убери Владу из 2077 года и там для тебя ничего не останется, только зеркала, в которых ты изо дня в день будешь видеть отражение своего безобразного тела.
— Какое ни есть, оно мое. Во всяком случае, лучше, чем тот урод, которого я увидел в кроватной дужке.
— А ты вспомни тот момент, когда тебе удалось по настоящему сблизиться с Владой. Почему она разрешила тебе это сделать?
— Я рассказал ей про программу "МОРАЛ"…
— Нет, не по этому. Что было дальше?
— Э-э… А! Да! Я ей сказал тогда: "А тебе не кажется, что все люди на земле рождаются романтическими, слабыми и утонченными. Они рождаются с открытой душой и горячим сердцем, но потом, в процессе продвижения сквозь колючие кустарники человеческих взаимоотношений, их души покрываются защитными слоями. В конечном итоге, к двадцати годам человек уже несет на своей душе тяжеленный и толстенный панцирь, имеющий сверху длинные и острые рога, а снизу мощные и твердые копыта, которыми он начинает пинать и бодать тех, кто еще не успел нарастить подобные рыцарские доспехи…"