Но пока он разыскивал бумажник, ему стало ясно, что, уволившись с работы, тратить деньги на такси крайне неразумно. Нет, деньги надо экономить. Он прогуляется пешком; автобусы от Межевой до Казарменной улицы никогда не ходили, да и во время прогулки можно хорошенько, не торопясь, осмотреть город.
Открыв дверь, он столкнулся с дядей Фоли. Тот пытался улыбнуться, но улыбке мешал тревожный страх перед чем-то незавершенным.
— Ну как, Баако, поспал? — спросил Фоли, все же заставив себя улыбнуться.
— Поспал.
— Не очень, наверно, крепко?
— Обычно.
— Хм. Вон как.
Баако уже подходил к крыльцу, когда Фоли торопливо забежал вперед, загородил дверь и, настороженно глядя на него, крикнул:
— Коранкье!.. Кофи!
За спиной Баако послышались торопливые шаги. Пот, собираясь под мышками, струился по его бокам вниз. Его опять стало знобить. Он оглянулся и увидел смутный силуэт Коранкье Горбуна.
— А я и не знал, что Коранкье здесь, — сказал он.
— Да, он здесь, — сказал Фоли.
— Вот он я, хозяин, — сказал Коранкье. Он глядел в пол, как преступник, застигнутый на месте преступления.
— Здравствуй, Коранкье, — сказал Баако. Ему было совсем плохо. За Коранкье спешили еще двое мужчин — с таким видом, словно они ждут тайного и очень важного приказа. Он посмотрел на них, потом снова обернулся к дяде и спросил:
— А это кто?
— Друзья, — ответил Фоли. — Они помогут тебе. Успокойся.
Он понимал, что попался в ловушку — сзади, почти вплотную к нему, стоял Коранкье и двое незнакомцев, а выход загораживал Фоли; дядя и племянник в упор смотрели друг на друга. Его поразил ответ Фоли, но сейчас ему было не до расспросов. Он двинулся вперед, предполагая, что дядя отступит и пропустит его, но тот не пошевелился.
— Куда это ты собрался? — спросил Фоли. Баако приостановился, не зная, что ответить, а Фоли закончил: — Может, тебе что-нибудь нужно? Так Коранкье сходит.
— Я и сам схожу, — проговорил Баако.
— Тебе нельзя, — мягко, но решительно сказал Фоли. Да, он не ослышался, Фоли сказал «нельзя». — Ты серьезно болен. Тебе надо отдохнуть, успокоиться. Мы отвезем тебя туда, где тебе обязательно помогут. — Баако уже не слышал конца фразы, потому что в его ушах снова зазвучали вчерашние слова: ничего страшного, все очень страшно, ничего, все, ничего, все, все очень страшно, страшно, страшно. Он закрыл глаза, надеясь, что захлестнувший его страх сейчас пройдет.
— Мне надо идти, — проговорил он спокойно. И сразу шагнул вперед, отстранив дядю к стене, чтобы протиснуться на крыльцо. Кто-то схватил его за руку — не очень, впрочем, крепко. Он вырвался и, обернувшись к четырем мужчинам, стоявшим в коридоре, сказал: — Оставьте меня в покое. Я никому из вас ничего не сделал. Не трогайте меня. — Они двинулись к двери, протягивая руки, чтобы схватить его. Он отступил, решив убежать на улицу, но Коранкье придушенно вскрикнул, тяжело проскакал по двору и, подбежав к калитке, запер ее на засов. Следом за ним уже спешили остальные.