- Нет, мать, так просто возьми. - Он сунул ей деньги в судорожно сжавшийся кулачок.
Из уголка ее глаза вытекла маленькая слезинка и побежала вниз по руслам морщинок.
- Ну, что ты, мать... Не надо...
Парень быстро растворился в толпе, а она осталась стоять с зажатой бумажкой в руке и цветком герани возле ног.
Вечером, обхватив банку с растением, она пошла домой. Когда до подъезда оставалось совсем ничего, сильный порыв ветра выхватил червонец из старческой руки и умчал куда-то. Она не видела слабыми глазами, как недалеко, буквально в трех шагах, какой-то пацан прижал бумажку ногой и, оглянувшись на растерявшуюся пожилую женщину, наклонился и положил деньги себе в карман. Дернувшись всем телом вслед за ветром, она выронила цветок и тот, ударившись об асфальт, надломился. Впрочем, и этого она не заметила.
На следующее утро она вновь вышла на улицу. В руках ее была закутанная в пожелтевшую газету банка из которой торчала надломленная ветка герани.
Когда она спускалась по лестнице, что-то кольнуло ее в глубине груди, и, сейчас, заняв свое место, она с опаской слушала грохочущий ритм сердца тук-тук-тук... Почувствовав слабость, она опустилась прямо на асфальт рядом со сломанным цветком и долго сидела так, вслушиваясь в движение крови и с тревогой ожидая каждого следующего удара сердца.
А потом ее сердце остановилось.
И тогда старый Бог заплакал. Тяжелые слезы его, падая с неба, стекали по крышам домов, по листве деревьев, по мягкой траве, они собирались в ручьи, текли куда-то по залитым асфальтом улицам.
Бог плакал. Тяжелые серые тучи - печаль его, ветер - недовольство, гром и молнии - гнев.
Но уставший Бог не гневался. Сегодня он просто плакал, и струи дождя падала ровно в безветрии, производя объемный шелест, не разрываемый треском и вспышками молний.
Бог плакал. Потоки слез его смывали с мира застарелую грязь. А люди прятались под крышами, зонтами и плащами, боясь вымокнуть. Женщины скрывали свои нарисованные лица, хмурые мужчины сутулились под гнетом хлещущих струй, матери не выпускали на улицу детей, и те сидели у окон, серые и понурые, словно нахохлившиеся воробьи.
Облако печали обволокло город. И толпы закутанных, стерилизованных людей шли куда-то по своим делам, озабоченные и торопливые, но иногда, то один человек, то другой облизывал губы и, чувствуя соленость небесной влаги, останавливался и, задрав голову, долго смотрел вверх - туда, откуда падали слезы Бога.
В расцветшей зонтиками толпе шел длинноволосый насквозь промокший парень в стоптанных кроссовках и потертых джинсах. Он заметил сидящую возле цветка старую женщину и подошел к ней.