Если когда-либо наступит такая эпоха, когда религиозные войны станут чем-то невообразимым, как невообразимы для нас сегодня каннибализм или рабовладение, это будет значить, что мы отбросили догматы веры. Если на смену нашей межплеменной вражде придет более широкая нравственная идентичность, наши религиозные представления уже не будут ограждены от подлинного исследования и здравой критики. И тогда мы поймем, насколько опасно видеть знания там, где царит только благочестивая надежда. Там, где сила убеждений растет в обратной пропорции к их обоснованности, уже нет самой основы для сотрудничества между людьми. Когда мы можем обосновать наши представления, мы уже не нуждаемся в вере, когда же у нас нет таких обоснований, мы теряем связь и с внешним миром, и друг с другом. Люди, которые опираются на крепкие убеждения, лишенные доказательств, должны находиться на краю общества, а не заседать в правительстве. Мы можем относиться с уважением лишь к одной стороне веры любого человека — к его стремлению улучшить жизнь в этом мире, его представления об ином мире такого уважения не заслуживают.
Нет ничего священнее фактов. И потому ни один человек не должен получать преимущества в наших дебатах лишь потому, что он обманывает сам себя. Лакмусовая бумажка, определяющая разумность, очевидна: любой человек, желающий узнать устройство мира, с физической или духовной точек зрения, должен быть открыт к новым фактам. Люди обычно подчиняются этому принципу, если чувствуют, что этого с них требуют. Это станет проблемой для религии. Та самая рука, которая поддерживает веру, будет расшатывать ее основания.
Мы еще не способны четко определить, что означает быть человеком, потому что каждый аспект нашей культуры — и даже сама биология — остаются открытыми для новшеств и догадок. Мы не знаем, какими станем через тысячу лет — или чем мы станем на фоне смертоносной нелепости многих наших представлений, — но как бы мы ни изменились, одна вещь, вероятно, сохранится: пока нам доступны переживания, нас будет беспокоить вопрос счастья и страдания. И потому нам нужно постичь эти явления на уровне биохимии, поведения, этики, политики, экономики и духовности - и понять, чем одно отличается от другого. Мы еще далеки от окончательного их понимания, но достаточно много знаем, чтобы отбросить ложные объяснения. И на сегодняшний момент мы знаем достаточно, чтобы сказать: Бог Авраама не может сравниться с беспредельной вселенной и даже недостоин стоять рядом с человеком.
Мы не знаем, что нас ждет после смерти, но знаем, что мы умрем. И несомненно, мы можем жить нравственно — проявляя искреннюю заботу о счастье других чувствующих существ, — не претендуя на знание того, о чем мы явно ничего не знаем. Вспомните о том, что каждый человек, которого вы встретили, каждый прохожий, которого вы сегодня видели на улице, когда-нибудь умрет. Если человек живет достаточно долго, он обязательно теряет друзей и членов семьи. Каждый когда-нибудь потеряет все, что он любит в этом мире. Как же мы можем не желать другим людям добра, пока мы живы?