— Ты хуже, чем полицейский. Ты принесешь бумагу, а через неделю, через две приходят сборщики налогов, все в доме опишут да продадут с молотка. В наш дом ты никогда не приносил добрых вестей.
— А вот нынче как раз наоборот.
— Вон как! — воскликнула Мети и живо вскочила на ноги.
— Развеселилась! Женщины, как почуют деньги, сразу засуетятся. Деньги вам прислали.
— Откуда?
— Из Парижа… Почтовым переводом.
— Из Парижа? Кого же Ибраима знает в Париже? А это верно, что ему прислали? Ба, не убивай нас ложной надеждой.
— И еще письмо я принес. Я свое дело знаю.
— Ты слыхала, Арам? — весело воскликнула Мети, повернувшись ко второй жене. Та подошла. Она была моложе, худенькая, с запавшими щеками, с острым подбородком.
— На сколько перевод? — спросила она.
— На двадцать пять тысяч франков — пятьсот французских франков.
Женщины разахались: какие огромные деньги!
— Видишь, Мети, пришел нам аллах на помощь! А ты все жаловалась.
Мети держала в руке уведомление о переводе и письмо, испытывая при этом сладостное ощущение могущества и богатства.
— Письмо и перевод! Кто же мог прислать?
— Белый! В Париже только белые живут! Как ты думаешь, Мети, наш супруг все говорит нам?
— А что, если попросить Ба прочесть письмо?
— Нет, женщины, нет! Читать и писать — не мое дело.
И сказав это, почтальон уехал.
Весь вечер обеих жен мучила одна и та же неотвязная мысль. Обе представляли себе, как они обходят одну за другой лавки своего квартала — они должны были деньги торговцам.
— Нельзя же дожидаться, когда вернется Ибраима. Ведь мы не знаем, что нам есть завтра! Я думаю, если показать Мбарке эту повестку и письмо, он даст нам кило риса и пол-литра масла. Да у нас еще осталось немного сушеной рыбы и вчерашнее ньебе.
— Да, так и надо сделать, — подумав, согласилась Арам.
Они вместе вышли из дому, и каждая вела за руку ребенка.
Он ничего не спросил, не осведомился, откуда взялся рис, так вкусно приправленный сушеной рыбой и ньебе. Он ел с наслаждением и наелся досыта. Потом дважды величественно рыгнул и сказал: «Аллах акбар»[1]. Вкушал он пищу, сидя, как всегда, на бараньей шкуре у подножия кровати.
— Не осталось ли у кого колы? — спросил он, не обращаясь, однако, ни к той, ни к другой жене.
— Пошарь в банке около кувшина с водой, — ответила со двора вторая жена.
Отяжелев от сытости, он лениво потянулся к банке. Там оказалось несколько орехов колы.
— Арам, разве это остатки? Тут четыре ореха один другого лучше. Неужто нынче с неба посыпались вам в руки туго набитые кошельки? А может, вы получили наследство? — шутливо бросил он женам, выбирая себе орех.