Домой я шел не спеша, с заявлением об увольнении в кармане. Все пока что было неопределенно. Шел и размышлял об этом казусе на худсовете, что вдруг перестал слышать Эмму. В конце концов, я понял, почему это произошло: я был очень заинтересован в том, как и что она говорит в мою защиту,-что и сам я хотел и мог сказать, но не говорил. Не всегда ведь возможно и надо оправдываться, тем более, когда тебя не очень-то понимают. И тогда бывает очень важно, что о тебе скажут другие. А раз меня, мою психику (как я узнал позже) в то время то и дело одолевала эта самая парадоксальная фаза, то и произошло прямо противоположное тому, что мне хотелось. Что-то вроде отрицательной индукции. Бывает же, что человек в момент напряженного эмоционального состояния на месте солнца видит черный шар. Или не может вспомнить лицо любимого человека...
Минут через двадцать около малолюдного туннеля под железнодорожными путями меня догнал Ниготков.
- Константин... Костя!-окликнул он меня.
Я оглянулся и остановился. Подняв руку, Ниготков приветственно помахивал сливяно-пурпурными пальцами.
Вся его одежда была темно-прозрачного, розовато-фиолетового цвета. Лицо и руки, под стать поблескивающим туфлям, лоснились сливяно-черными отливами, а глаза были светло-пепельные, почти бесцветные. Довольяо жуткий вид.
- Ну, Костя, ты сегодня хоро-ош!..-дружески улыбнувшись, показав бледно-сиреневые зубы в обрамлении фиолетовых губ, коротко, утвердительно сказал он. И после молчания, нервно посмеиваясь, продолжал:-А молодец все-таки, честное слово! Едва из меня дух вон не выпустил и пальцев не запачкал. Молодец, далеко пойдешь!..
- Извините, Демид Велимирович, я никаких таких целей не преследовал. Показалось что-то. Сорвался. Глупо получилось. Извините!
Мы вошли в гулкий туннель.
- Ты сам меня, Костя, прости, но когда передо мной извиняются - не люблю! Не хочу унижать человека. Не люблю, когда человек унижается.
- Да какое это унижение, Демид Велимирович! Это просто желание исправить ошибку.
- Не надо! Пусть человек лучше в дальнейшем не ошибается. А то без конца ошибаться да извиняться-это и конца всему не видно. В жизни каждого человека, Костя,- назидательно, очень ласковым голосом заговорил он,бывают ошибки. И лучше всего, если одна... А вообще-то ты прав, верно: что миндальничать! - вдруг переменил он тон.- Раз человек заслуживает-в гроб его, пусть погибает.
- Да разве вы, Демид Велимирович, этого заслуживаете!
- Не знаю. Ты, конечно, знаешь, раз берешь на себя смелость решать-кому жить, а кому помирать,-сказал он разобиженно.