В этой же группе я встретил известных русских профессоров, среди них Сергея Алексеевича Алексеева-Аскольдова, Ивана Михайловича Андриевского, Павла Ивановича Ильинского и Василия Ивановича Алексеева. Последние двое, приехав из Новгородской области, передали мне письмо Редлиха, просившего меня о них позаботиться. Оба вскоре вступили в Союз. Наш псковский руководитель молодежи продолжал работать с молодежью в Риге, в частности, устраивать доклады. Один из таких докладов, посвященный философии, оказался неудачным. Аудитория, человек сорок самого разного возраста, реагировала вяло. Вдруг в задних рядах поднялся невысокий, с седой бородой, профессорского вида человек, и сказал мягким голосом: «Разрешите мне сказать несколько слов по поводу доклада. Прочитанный доклад не имеет отношения к философии, а представляет собой компиляцию из большевицких пропагандных брошюр». Затем он по порядку доказал несостоятельность положений докладчика. Правильный русский язык, ясное выражение мыслей захватили аудиторию, и в ответ раздался гром аплодисментов.
Я подошел к господину, чье выступление спасло положение, и поблагодарил его. Он оказался Николаем Ивановичем Осиповым, человеком большой эрудиции и типичным представителем внутренней эмиграции в СССР. Радости Осипова и его жены не было границ, когда они узнали, что я в Югославии знал доктора Александра Рудольфовича Трушновича. Оказалось, что они с ним близко дружили до его отъезда из СССР в 1934 году. Позже Н. И. Осипов и его жена вступили в Союз. В первое послевоенное десятилетие он был одним из видных идеологов НТС, соавтором, вместе с Р.Н.Редлихом, «Очерков большевизмоведения».
В августе 1944 года, когда советские войска приближались к Варшаве, встал вопрос об эвакуации из Риги русских беженцев, в частности, профессуры. Явилась идея, что беженская организация, в которой я работал, откроет во Франкфурте-на-Одере в помощь русским беженцам «Курсы юристов». Туда были в первую очередь записаны Члены и друзья Союза. Желающих было около 80 человек. Отказался лишь Осипов, на том основании, что он не юрист. Даже когда речь шла о спасении от большевиков, он отказывался лгать. В конце концов, он согласился на формулировку, что «желает познакомится с юридическими науками», и выехал вместе с другими.
В начале сентября 1944 года всей беженской организации, в которой я работал, было приказано эвакуироваться в Германию. Уже выехав, мы узнали, что путь по железной дороге отрезан; нас направили на север и на небольшой пристани погрузили на пароход, который вдоль берега доставил нас в Данциг. Оттуда мы поездом приехали во Франкфурт-на-Одере, где «Курсы юристов» уже начались и для слушателей было устроено общежитие и столовая. На курсах осталось около 60 человек, почти все — новые эмигранты: профессора, учителя, инженеры, служащие. Лекции читались специалистами, но они мало кого увлекали, так как над каждым довлел вопрос: что дальше? Люди чувствовали себя как на вокзале, с которого расходятся поезда в разные стороны.